Однажды на Крайнем Севере, в середине лета, а точнее, в день моего рождения, друзья подарили мне семь высоких голландских роз, как обычно, напичканных химией, для того, чтобы им простоять до следующего после продажи дня и умереть, как говорится, "с чувством исполненного долга". Розы были столь прекрасны, что, хотя я и понимал, какая участь ожидает их в ближайшее время, но мысленно все же взмолился, обращаясь к Тому, Кто Может все, с просьбой продлить жизнь хотя бы на сколько-нибудь семи моим красавицам. И чудо случилось: розы не завяли, а засохли - примерно через неделю, но рядом с засохшими веточками появились новые, более мелкие с изящными молоденькими листочками. А через месяц все семь роз расцвели снова. На этот раз распустились не семь, а несколько десятков небольших пылающих бутончиков. Наступила осень. Грянула зима. Но розы продолжали цвести. Одни бутоны сменялись другими.
Наступило время моего отпуска. Время, которое я посвящаю родным и семье. Мне нужно было ехать на юг, чтобы навестить маму. Уезжая, я попросил коллег по работе присматривать за моими розами. Они старались. Но напрасно. Когда я вернулся, то увидел, что из всех семи роз живой осталась только одна веточка с единственным ярким бутончиком, а все прочие - умерли... Десять дней и ночей я отчаянно боролся за жизнь своего последнего цветка. Но все было напрасно. Одинокая розочка умерла, так и не пожелав оставить своих подруг.
Прошло несколько лет, но каждый раз в день своего рождения, едва проснувшись, я невольно бросаю взгляд в сторону пустого подоконника, словно все еще надеюсь на чудо...

https://ridero.ru/books/widget/vzglyad_iz_vechnosti/

ТРЕБА
Вот и Он. Опираясь на небо,
Пребывает в начале всего.
А в руках - нецерковная треба
Неизвестно кому от кого.
Что же в ней сообщалось такого
И какие томило умы -
За мгновенье до первого слова,
До рождения света и тьмы?
И откуда взялось это чудо,
Из каких невозможных времён?
Тайна эта сквозит отовсюду -
До начала библейских имён…
Но искать объяснений нелепо,
Проще жить и не знать ничего…
Всё вокруг превращается в небо
Исчезая в начале всего.

Ни на белом свете, ни на чёрном,
Ни на самом деле, ни во сне
Ты уже под небом беспризорным
Никогда не явишься ко мне…
Твой уход был дерзок и нечаян:
Просто сердце обратилось в лёд.
«Потерпи, я вынесу, хозяин!» -
Грохотал упрямый снегоход.
И ревел он, заглушая вьюгу,
Словно звал к себе издалека,
И возил, возил, возил по кругу
Час назад живого седока…
Эй, проснись! Смотри: во тьме и снеге
Словно отшагали полземли,
За тобой пришли твои коллеги!
За тобой товарищи пришли!..
В зимней тундре холодно и мглисто,
Но туда, где света торжество,
На руках несут геодезиста
Братья по бессмертию его.

Здесь холода, а там - сплошное лето:
Морской песок и пальмы, и цветы.
О, Куба! Ты - восьмое чудо света!
А, может быть, и счастье - это ты!
Ещё свежи заманчивые дали
В душе моей, согретою тобой...
Увы, но смоет хрупкие детали
Река времён из памяти любой.
А есть ещё незримая граница,
Которую не обойти нигде...
Там, в вечности, ничто не сохранится:
Все письмена - лишь пальцем по воде.
Там ни зимы не встретится, ни лета,
Там нет ни нас, ни Кубы, ничего...
На этом свете нет другого света,
Но всё, что есть... исходит из него.

Коснётся ли дитя, решит ли зрелый гений
Мятежный океан вложить в твои уста,
Ты всякий раз дрожишь и ждёшь прикосновений
До каждого тобой раскрытого перста!
Как будто где-то там, за глубиной бездонной,
Все времена в одну свиваются спираль,
Пока звучит, звенит, поёт рояль влюблённый,
Пока сияет мир, бессмертный, как рояль!

Отсияло солнечное утро.
Заструилось небо на закат…
Истекает светом Брахмапутра,
Принимая звёздный виноград.
Многорука жизнь и многолика
В отраженьях движущихся вод,
Лишь «амаравати» и «чандрика»
Рядом кто-то вслух произнесёт,
Тотчас зазеркалье станет ширью,
И, воспрянув, времени волна
Дхритараштры и Вичитравирьи
Высветит из бездны имена.
Вишну промелькнёт быстрее ветра,
За виманом ринется виман,
Столько крови примет Курукшетра,
Что багровым станет океан.
И напомнит всем владыка мира
О покое, счастье и любви,
Всюду станет править Юдхиштхира -
Самый справедливый меж людьми…
Но бледнеет звёздная тиара,
И уста смыкает бездна вод,
Только «кинтамани» и «ишвара»
Рядом кто-то вслух произнесёт.

Всё глубже даль исповедальная,
Пронзительнее синева.
Как речь несвязная прощальная,
Кружит осенняя листва...
Как будто в зале расставания
Уже простившийся народ
Ещё следит на расстоянии,
Как исчезает самолёт,
Ещё не чувствуя нелепицы
Случившегося навсегда,
Чему нигде уже не встретиться
И не забыться никогда.

Обоснование версии о невиновности Медеи в чьей-либо смерти и клевете греков на неё. В недавней заметке я выдвинул версию о том, что женщина, явившаяся прообразом легендарной Медеи из мифа об аргонавтах, на самом деле никогда никого не убивала. В научных работах исследователей греческого мифа конца прошлого века я нашёл подтверждения своей гипотезы. И более того - обоснование реальной причины путешествия аргонавтов.
О том, что это путешествие могло быть вполне реальным, хотя и обросшим в дальнейшем сказочными подробностями, причем, иной раз далеко не бескорыстными и даже вполне сознательными искажениями правдивой древней истории, говорят следующие факты:

Забавно, когда человечек трижды моложе тебя увлечённо рассказывает о чём-то, особенно, если ты это уже не раз слышал, причём, очень недавно. Худенькая небольшого росточка девчушка приглашает прохожих, гуляющих по набережной возле моста, на прогулку по реке. А я особо и не возражаю: поехали! Рукой, сжимающей рекламный проспект, она, тараторя на ходу, приглашает следовать за собой, и мы с ней пересекаем реку по мосту.
Возле пристани на скамейке сидит круглолицый розовощёкий плотненький паренёк. Предлагает взять с собой на катер вина. Оно тут же перед ним в кувшинах на столике не первой свежести. Рядом - поднос с ячейками для стаканчиков и сами пластиковые небольшие стаканчики. Жарко. Вечереет, но солнце ещё высоко. Соглашаюсь на вино, но прошу девчушку добавить к винным стаканчики с водой. А воды нет. Есть только вино. Девушка вопросительно смотрит на меня. Я настаиваю. Паренёк слышит меня, вскакивает и бежит к пожилому мужчине через дорогу за водой. Вскоре он возвращается с прохладным запотевшим стеклянным кувшином, в котором плещется вода. И передаёт его девушке скороговоркой, словно дразнясь, повторяя её имя: «НиникоНиникоНинико!..» Странная улица: с одной стороны вино, с другой - вода…
Нина смущается, опуская взгляд и, кажется, краснеет. Её смущение действует на розовощёкого Гию, как красная тряпка на быка. Он распаляется и уже почти вопит на всю улицу: «НиникоНиникоНинико!!!» Внешне она - почти ребёнок, и лишь приглядевшись, понимаю, что скромница в сереньком платьице с по школьному гладко зачёсанными к затылку волосами, скорее всего, учится в местном университете, а у моста подрабатывает вечерами на желании таких же заезжих туристов, как я, прокатиться по Куре. Да, чуть не забыл: мы на набережной в центре Тбилиси.