Зима-то на Севере – дооолгая. По календарю вроде как и не начиналась ещё. А по ощущениям – ой, не скажи. Вроде, два часа дня, а уже совсем темно. Фонари горят, машины по улицам ездят, фарами шарят, и, хотя снег с неба не сыплется, но позёмка метёт и метёт. Морозно.
Сапрыкин с утра, придя на работу, почувствовал, что недомогает. Просквозило ночью, или воздуха холодного горлом хватанул в спешке, чувствуя, что опаздывает в контору. Бог его знает где. Не важно. Некоторым только скажи, что ты приболел, полдня убьют на выяснения: где да как это произошло. Как будто это и есть самое главное, а то, что болеет человек и ему от таких пустопорожних разговоров лучше не становится, никому и дела нет.
В общем, наученный прошлым опытом, не стал Сапрыкин никому ничего докладывать о своём самочувствии. Авось, чаю горячего попьёт с утреца, да в аптеку напротив выбежит на минутку за опробованным прежде и хорошо себя зарекомендовавшим антибиотиком. Так и сделал. Не забудем, что он, как специалист, и делами при том занимался: на его рабочем столе – два компьютерных монитора с программами, да телефон вечно немолчный, да рабочая почта, да и коллеги с бесконечными вопросами… честно говоря, совершенно некогда болеть.
Но если глаза слезятся и носу уже два носовых платка не помогают, и от горячего чая уже никакого толку нет, надо что-то срочно предпринимать.
Выскочил Сапрыкин на минутку в аптеку: дайте-ка мне мой антибиотик, палочку-выручалочку. От ворот поворот. Новенькая молоденькая шибко грамотная аптечная продавщица без рецепта отказалась продавать антибиотик. Правильно сделала. По закону. Правда, Сапрыкину от того не легче, конечно. Вернулся на рабочее место не солоно хлебавши. М-да. Ситуация. Идти по врачам? Брать больничный? Чтобы досидеться до своей очереди на приём в поликлинике, нужно иметь железобетонное здоровье и стальные нервы. Ни того, ни другого давно уже нет.
Предположим, наконец, ты попадёшь на приём к врачу. И что он тебе скажет? Ничего он тебе не скажет: может, даже и головы в твою сторону не поднять от бумаг. Выпишет кучу направлений на сдачу анализов и на этом всё. А чтобы сдать эти самые анализы, ни железобетонное здоровье, ни стальные нервы в очередях уже не выручат. Чтобы сдать анализы, а потом получить их результаты, нужно быть бессмертным.
Наконец, ты – дважды бессмертный, с железобетонным здоровьем и стальными нервами, снова попадаешь к врачу, если к этому моменту тебя ещё не похоронили родные и не выдавили с работы коллеги-конкуренты, только и мечтающие о том, как бы поскорей занять твоё место. Врач удивлённо замечает тебя и тут же выписывает целую кучу дорогущих лекарств, которых, ну, конечно же, нет, и не было во всех городских аптеках предыдущие триста лет. И не будет ещё триста.
Обо всём этом Сапрыкин прекрасно знал и потому ни к какому врачу ни на какой приём не пошёл. А пошёл в обеденный перерыв в ближайшую овощную лавку – за народными средствами – репчатым луком и чесноком.
Началась вторая половина рабочего дня. Сапрыкин аккуратно, чтобы никто не заметил, очистил от шелухи крупную чесночную дольку, налил себе кружку крепкого горячего чая и запил им небольшой кусочек чеснока, ловко, как он полагал, им откушенного от дольки. Чеснок обжигал гортань, но слезливость глазная и носовая постепенно начала уменьшаться. Сапрыкин работал и потихоньку продолжал свои процедуры. Остатки чесночной дольки таились в ящике его стола, то и дело сокращаясь в размерах.
Однако, через некоторое время запах чеснока заполонил не только рабочую комнату, но и половину этажа. Коллеги, находившиеся рядом, с удивлением втягивали ноздрями воздух и с подозрением смотрели друг на друга. Примерно через час с пятого этажа спустился главный пожарник здания, следом за ним в комнату толпой вошла вся мужская часть отделов охраны труда и промышленной безопасности.
Пожарник с укором посмотрел на Сапрыкина и его товарищей:
- Колбаску молчком хомячите, значит? И не признаётесь, и не делитесь? Может, даже под водочку?
Внутренне содрогаясь от ужаса, Сапрыкин изо всех сил продолжал улыбаться. Только недавно уволили знакомого всему предприятию работника. Двадцать пять лет человек оттрубил на одном месте. Верой и правдой служил. Ни одного замечания. И вдруг по какой-то никому непонятной причине попался на КПП с сильнейшим перегаром. И никто не стал разбираться. Уволили. Никакие заслуги не учлись.
Сапрыкина после чая неудержимо потянуло в туалет. Вышел. Когда он вернулся, в комнате не было никого, а евроокна, несмотря на стужу, были полуоткрыты. Впрочем, проветривание хотя и помогло, но не до конца… он так никому и не сознался.
Вечером, спускаясь по лестничному пролёту офиса, он встретил уборщицу с полным ведром. Та приветливо улыбнулась ему, а потом, уже за спиной, он услышал, как она со вздохом негромко сказала, видимо, самой себе:
- Чесночная колбаса!.. Обожаю.
Слава Богу, завтра выходной. Можно отлежаться.
Сапрыкин с утра, придя на работу, почувствовал, что недомогает. Просквозило ночью, или воздуха холодного горлом хватанул в спешке, чувствуя, что опаздывает в контору. Бог его знает где. Не важно. Некоторым только скажи, что ты приболел, полдня убьют на выяснения: где да как это произошло. Как будто это и есть самое главное, а то, что болеет человек и ему от таких пустопорожних разговоров лучше не становится, никому и дела нет.
В общем, наученный прошлым опытом, не стал Сапрыкин никому ничего докладывать о своём самочувствии. Авось, чаю горячего попьёт с утреца, да в аптеку напротив выбежит на минутку за опробованным прежде и хорошо себя зарекомендовавшим антибиотиком. Так и сделал. Не забудем, что он, как специалист, и делами при том занимался: на его рабочем столе – два компьютерных монитора с программами, да телефон вечно немолчный, да рабочая почта, да и коллеги с бесконечными вопросами… честно говоря, совершенно некогда болеть.
Но если глаза слезятся и носу уже два носовых платка не помогают, и от горячего чая уже никакого толку нет, надо что-то срочно предпринимать.
Выскочил Сапрыкин на минутку в аптеку: дайте-ка мне мой антибиотик, палочку-выручалочку. От ворот поворот. Новенькая молоденькая шибко грамотная аптечная продавщица без рецепта отказалась продавать антибиотик. Правильно сделала. По закону. Правда, Сапрыкину от того не легче, конечно. Вернулся на рабочее место не солоно хлебавши. М-да. Ситуация. Идти по врачам? Брать больничный? Чтобы досидеться до своей очереди на приём в поликлинике, нужно иметь железобетонное здоровье и стальные нервы. Ни того, ни другого давно уже нет.
Предположим, наконец, ты попадёшь на приём к врачу. И что он тебе скажет? Ничего он тебе не скажет: может, даже и головы в твою сторону не поднять от бумаг. Выпишет кучу направлений на сдачу анализов и на этом всё. А чтобы сдать эти самые анализы, ни железобетонное здоровье, ни стальные нервы в очередях уже не выручат. Чтобы сдать анализы, а потом получить их результаты, нужно быть бессмертным.
Наконец, ты – дважды бессмертный, с железобетонным здоровьем и стальными нервами, снова попадаешь к врачу, если к этому моменту тебя ещё не похоронили родные и не выдавили с работы коллеги-конкуренты, только и мечтающие о том, как бы поскорей занять твоё место. Врач удивлённо замечает тебя и тут же выписывает целую кучу дорогущих лекарств, которых, ну, конечно же, нет, и не было во всех городских аптеках предыдущие триста лет. И не будет ещё триста.
Обо всём этом Сапрыкин прекрасно знал и потому ни к какому врачу ни на какой приём не пошёл. А пошёл в обеденный перерыв в ближайшую овощную лавку – за народными средствами – репчатым луком и чесноком.
Началась вторая половина рабочего дня. Сапрыкин аккуратно, чтобы никто не заметил, очистил от шелухи крупную чесночную дольку, налил себе кружку крепкого горячего чая и запил им небольшой кусочек чеснока, ловко, как он полагал, им откушенного от дольки. Чеснок обжигал гортань, но слезливость глазная и носовая постепенно начала уменьшаться. Сапрыкин работал и потихоньку продолжал свои процедуры. Остатки чесночной дольки таились в ящике его стола, то и дело сокращаясь в размерах.
Однако, через некоторое время запах чеснока заполонил не только рабочую комнату, но и половину этажа. Коллеги, находившиеся рядом, с удивлением втягивали ноздрями воздух и с подозрением смотрели друг на друга. Примерно через час с пятого этажа спустился главный пожарник здания, следом за ним в комнату толпой вошла вся мужская часть отделов охраны труда и промышленной безопасности.
Пожарник с укором посмотрел на Сапрыкина и его товарищей:
- Колбаску молчком хомячите, значит? И не признаётесь, и не делитесь? Может, даже под водочку?
Внутренне содрогаясь от ужаса, Сапрыкин изо всех сил продолжал улыбаться. Только недавно уволили знакомого всему предприятию работника. Двадцать пять лет человек оттрубил на одном месте. Верой и правдой служил. Ни одного замечания. И вдруг по какой-то никому непонятной причине попался на КПП с сильнейшим перегаром. И никто не стал разбираться. Уволили. Никакие заслуги не учлись.
Сапрыкина после чая неудержимо потянуло в туалет. Вышел. Когда он вернулся, в комнате не было никого, а евроокна, несмотря на стужу, были полуоткрыты. Впрочем, проветривание хотя и помогло, но не до конца… он так никому и не сознался.
Вечером, спускаясь по лестничному пролёту офиса, он встретил уборщицу с полным ведром. Та приветливо улыбнулась ему, а потом, уже за спиной, он услышал, как она со вздохом негромко сказала, видимо, самой себе:
- Чесночная колбаса!.. Обожаю.
Слава Богу, завтра выходной. Можно отлежаться.
