Жили-были трусы. Не труселя какие-нибудь, а обычные рабоче-крестьянские, трудовые. И все их любили. Да, и как их можно не любить, они же свои! Собой не хвастают, скромные, хозяйскую срамоту прикрывают до последнего, преданные. Не зря же народ расстаётся с ними в последнюю очередь, а возвращается к ним – в первую.
А как отслужат своё – не жалуются на судьбу, даже когда их на помойку выбрасывают. Лежат трусы на помойке в контейнере, всю прошлую жизнь вспоминают, сникли, раскисли. Вдруг к помойке подлетает навороченный джип, выскакивает из него мужик с мусорным ведром, злющий: бух! Высыпал содержимое ведра прямо на опешившие трусы, сел в машину и укатил.
Вороньё налетело. Растащило свежую добычу. Но только трусы вздохнули с облегчением, как слышат: кто-то в них запутался и плачет тихонечко.
А как отслужат своё – не жалуются на судьбу, даже когда их на помойку выбрасывают. Лежат трусы на помойке в контейнере, всю прошлую жизнь вспоминают, сникли, раскисли. Вдруг к помойке подлетает навороченный джип, выскакивает из него мужик с мусорным ведром, злющий: бух! Высыпал содержимое ведра прямо на опешившие трусы, сел в машину и укатил.
Вороньё налетело. Растащило свежую добычу. Но только трусы вздохнули с облегчением, как слышат: кто-то в них запутался и плачет тихонечко.
