Далеко и широко раскинулась северная земля, нет ей ни конца, ни края. Хотя и называют эти места «краем (концом) света» - Ямалом, но света сейчас здесь столько, что не иссякает он круглые сутки: длится полярный день. Нет ночи, не заходит солнце за линию горизонта. Но встречаются под солнцем и ветер, и легкие облака, и клубящиеся километровые в толщину снулые тучи, и низко стелющийся слезливый туман…
Мы летим в вертолёте над белесыми ягельниками, среди которых стоят каждая отдельно, словно шахматные фигуры, невысокие ярко-зелёные лиственницы. А вот из-под днища стрекочущей машины «выныривает» тонкая струйка ручья в обрамлении жизнерадостной изумрудной ленты узеньких его берегов. Изредка, несмотря на то, что уже самый конец июня, ещё виднеются в низинах грязновато-белые пятна снега в ржавых обводах, оставленных подтаявшими болотными торфяниками.
Буровики и геологи, находящиеся вместе со мной в вертолёте, молоды и любопытны. Крутятся возле иллюминаторов, щелкают фотоаппаратами и мобильниками друг друга и мелькающие под нами пейзажи. Все - в спецодежде, в касках, как положено. У половины молодых людей на ногах толстые стандартные рабочие ботинки на широких шнурках. Поскольку лето наступило почти сразу после зимы, знаю, что оттаявшая тундра насквозь пропитана талой водой, которая вскоре наполнит собой их ботинки после первого же приземления. А приземлений и взлётов этих будет у нас сегодня больше двадцати, в местах, разбросанных по тундре на многие десятки километров.
Координаты и карты везу я, контролируя наши передвижения по воздуху с помощью навигационного прибора. Чтобы в случае необходимости корректировать корректируя маршрут экипажа «Арго». Такое название обозначено на борту нашей «вертушки». А значит, ныне все мы в каком-то смысле - аргонавты.
Садимся. Грохот винтов. Промозглый ветер с мелкими каплями то ли дождя, то ли тумана – в лицо. Всё, как обычно. Обследуем состояние старых неиспользуемых скважин и их окрестностей. Всё ли в порядке. Нет ли где утечки газа. Не вышла ли из строя запорная арматура. Ребята усердно фотографируют. На это раз не для себя – для рабочего отчёта.
И так – весь день: то взлёт, то посадка. В одном месте летчики «проспали» скважину, пролетели мимо неё километра полтора. Начали было рыскать под низкой облачностью. Я догадался об этом по показаниям навигатора, подошел к кабине пилотов, сориентировал штурмана, и через полторы минуты мы уже были над скважиной...
Время пролетело незаметно. Возле последней из полётного перечня скважины мы с Мусей сфотографировались на память. Летает Муся далеко не впервые. Обут он, кстати, - в высокие болотные сапоги. Сразу видно: опытный человек. Ещё бы! Алексей Иванович всё-таки - начальник смены центральной инженерно-технологической службы. Ну, и фамилия - запоминающаяся. Да, и сам по себе человек он – весёлый, улыбчивый. В полете мы не единожды общались с ним по рабочим вопросам, и, кстати, мнения у нас в основном совпадали. А фото на память – это уже так, для души.

Увы, мы все по жизни этой –
Творцы своих же пепелищ…
Уймись, оракул, не советуй!
Замри, беда, не шевелись!..
И через миг уже повсюду,
Как дождь из рога и ведра,
Восторжествуют жажда чуда
И ожидание добра!

Испытатель – профессия серьёзная, уважаемая. Особенно, если постоянно испытываешь терпение. Герою-испытателю приходится не сладко, зачастую даже приходится, рискуя здоровьем. Отправили испытателя на метеорологические изыскания, ветер изыскивать. Изыскал. Начал испытывать ветряное терпение. Дует ветер, старается, наяривает. А у героя приборчик такой с собой имеется – измеритель терпения, типа градусника. Наблюдает он за «градусником», на ветер внимания не обращает. Вот заметил герой: терпение у ветра сильно опускается, скоро совсем иссякнет, убегать пора. Ну, и побежал. А ветер – за ним. Ветер очень старался, однако, не догнал. Испытывающему терпение нельзя плохо бегать.
Понял испытатель, что с ветром шутки плохи, и решил испытывать время: каждое мгновение надвое делить. А потом остаток – ещё раз надвое, и так – до бесконечности. Время терпит, делится. Но когда разделили его на бесконечность, то перестало оно быть реальным, сделалось виртуальным и растворило в себе испытателя. Смотрит тот на свой «градусник» терпения и видит, что никакого терпения у времени нет, потому что и самого времени тоже вроде как не осталось.
Так и стал жить испытатель терпения: растворившись во времени. То ли есть он, то ли нет его? То ли был - и нет, то ли нет, но будет? Сам не знает. Но память о нём – жива. У нас осталась. Сама по себе. Живёт – скучает без хозяина. Скучала, скучала и решила испытателя выручить, вернуть его для себя. Пошла за ним - по его стопам. Растворилась, ветром гонимая, во времени. А вот и он! Тут как тут! Ну-ка, пойдём домой! Взяла его за руку, вызволила из бездны времени, восвояси вернула.
И решил он от радости жениться на ней пока при памяти. Так и сделал. Живут – припеваючи, душа в душу. Терпений он теперь не испытывает, нечем: «градусник» свой потерял там, где времени, оказывается, совсем нет. Теперь он у нас памятниками занимается: делает их для всех и обо всём. И заказов много. И памяти приятно.

От чиркнувшей спичкою фразы,
Как огненно-рыжий болид,
Кипящий сбесившийся разум
Сжигая пространства, летит.
Летит он, круша и калеча,
Вздымая волну, как войну.
И огненно-рыжие свечи
Собой наполняют страну…
Так было и сбудется снова,
И сгинет под свежей травой…
И огненно-рыжее слово
Взойдёт над притихшей землёй

Одна простая, но очень красивая девушка хотела замуж, но только за принца. «Ты что? Ты что!» - удивлялись родственники. «Ты кто? Ты – кто?» - завистливо шипели вслед близкие подруги. Но девушка повторяла: «Принц! Только принц!» Она знала себе цену. Ну, что ж… Значит, так тому и быть. Все вздохнули, сели на скамеечку, начали грызть семечки и ждать принца.
В общем-то, никто не верил, что он придёт, но… на всякий случай из приличия и уважения к их высочествам никто не уходил… А время шло. Начали поглядывать на часы. Нет никакого принца. Что ты будешь делать! Самые нетерпеливые уже перебирали ногами, дергались, полагая, что этого никто не замечает, и тихо урчали. Так, ни о чём…
И тут он явился! Златокудрый! На белом коне. В белоснежных свадебных одеждах. С маленькой золотой короной на голове! Вах! Это было что-то! Подруг так затрясло от волнения, что они тут же перестали грызть семечки и начали кусать локти. А родственники разбежались: кто в магазин за продуктами, кто – стол накрывать, к празднику готовиться. Свадьба – это такой замечательный праздник для всех родственников и знакомых, который никогда нельзя пропускать, потому что там всем приятно.
Принц встал на колено и предложил девушке руку и сердце. Он был таким вежливым, обаятельным, трогательным, и всё это так красиво смотрелось, что родители невесты невольно закричали: «Да! Да!». И обнялись от счастья. А тут уже и стол накрыли. И музыканты пришли. Дело такое: не каждый день даже к самым красивым простым девушкам сватаются будущие короли!
Принц уже за столом. Родители за столом. Дяди, тёти – все собрались. Подружки со своими простыми женихами и неженатыми братьями – тоже за столом. А девушки нет. Кто-то сказал «наряжаться пошла». И все поверили.
Но что-то долго наряжается, все есть-пить хотят, а она всё не торопится. Мать невесты не выдержала, побежала за дочкой: к столу звать, а то перед гостями неудобно, особенно – перед зятем. Возвращается одна. Бледная. Нет доченьки дома! Наверное, украли! Надо искать. Вскочил принц на своего белого коня и ускакал искать девушку. Сказал: без неё не вернётся. Так и случилось. Нашел он её у реки под ракитами. Смотрела она на речную воду, на солнышко закатное и горько плакала. Что такое? Что за беда? Девушка заметила принца и заплакала ещё горше: «Дорогой, уважаемый принц! Та – самый настоящий, самый замечательный на свете! Мне так стыдно перед тобой. С первого мгновения, как только я увидела тебя, то поняла, что никакой принц мне не нужен. Ни ты, ни другой какой-нибудь. Наверное, я никогда не любила принцев, просто красиво мечтала. А ты – взял и пришёл… Мне тебя очень-очень жалко, но сердцу не прикажешь…»
Принц оказался очень достойным господином, он проводил девушку домой, извинился перед её родителями и уехал к себе, в сказочный дворец на южном берегу моря. А девушка погоревала чуть-чуть и вышла замуж за хорошего молодого парня, брата своей близкой подружки, тоже простого человека, как она. Зато – по любви.

"Зной вскочил и был таков!" -
Дождь расписывал намедни
Восхитительные бредни
Кучерявых облаков.

"Часто бегают за мной
Те, кому я шибко нужен.
Вот и я за ним по лужам
Хлынул быстрою стеной!.."

Вдалеке гремит гроза.
Пляшут молний фотовспышки.
Целовать без передышки
Любят землю небеса!

Как их только не оскорбляют, в каких только «грехах» не обвиняют те, кто считает себя… кем? Судьями? «Белой костью»? Цивилизованными людьми? Изо дня в день на просторах интернета многократно на русском языке да ещё с матами произносятся проклятья в их адрес. В чём их вина? В «понаехали тут»? В том, что «низкопробные азиаты» выполняют за местных самую грязную работу: подметают дворы, моют посуду, вывозят мусор? За те копейки, за которые «белая косточка» и пальчиком не шевельнёт? В том, что привозят горожанам фрукты и овощи? Тем, что держатся вместе - зачастую поневоле (а за кого им держаться там, где их всех скопом ненавидят и клянут?)? «Чурки, чурбаны, дикари из аулов» и даже «выкидыши из окраинных недокультур» - так «изысканно» отзываются о них блюстители чистоты «белой расы». «Россия для русских» это – примерно, то же самое, что «Германия только для немцев» или «вход только для белых». Если ты – «лицо кавказской национальности», значит ты - непременно террорист-убийца, если ты приехал из Средней Азии, значит ты – стопроцентно наркоторговец. Иного не дано. Неужели? Неужели всё ещё возможны те времена, когда врывались в дома к людям и убивали их только за то, что у них не такие имена, отчества и фамилии, как у «правильной» нации?
Жителю Азербайджана, Саламаддину Нагиеву, был 21 год, когда он прилетел в Москву навестить отца. 10 июля прошлого года Салам (так его звали близкие) переходил по мосту подмосковную реку Пехорку на границе Люберецкого и Раменского районов. Внезапно он услышал, как внизу, в речке кричат дети – три девочки. Их затягивало в речную воронку. Салам не знал русского языка, но понял главное, что тонут дети и помощь нужна немедленно. Он бросился к ним и спас всех троих, но сил выплыть самому уже не хватило. И река забрала его.
Родители обратились к местным властям за помощью в поисках тела их сына, но никто не помог: все местные начальники отфутболивали их: каждый считал, что трагедия случилась не в его районе. И родителям пришлось за свои деньги (4 тысячи рублей за один час поисков) нанимать частников. Тело спасителя троих детей частники нашли - на пятые сутки. Саламаддин был очень молод, он не думал о том, что совершает подвиг, отдавая свою жизнь ради спасения незнакомых детей, говорящих на незнакомом ему языке, том самом, где есть такие обидные слова, как «чурка» и «чурбан из кишлака». Он не знал об этом. И, слава Богу, никогда уже не узнает.
Этой весной 22 мая около 10:40 по местному времени в Свердловском районе Красноярска прямо посреди проезжей части улицы Вавилова произошёл порыв трубы горячего водоснабжения. Как выяснилось позже: на местной ТЭЦ проводили гидроиспытания, и случившееся было их результатом. Из-под земли рванул столб кипящей воды высотой около 25 метров. В это время по улице ехал пассажирский автобус – ПАЗ, в котором находилось 15 человек, в том числе пожилые женщины и дети. Водитель затормозил прямо возле эпицентра аварии, выскочил из автобуса и убежал. А двери для пассажиров остались запертыми. Горячий пар и хлынувшая вода грозили сварить заживо всех, кто оставался внутри.
Собралась большая толпа зевак, многие из которых усердно снимали происходящее на мобильники, вероятно, предвкушая получение целой кучи «лайков» в интернете за такое остросюжетное видео с реальными криками о помощи и умиранием людей. Созерцающих было много, однако, никто из них не спешил рисковать своим здоровьем и приближаться к автобусу, где в этот момент умирали люди.
И тут трое обыкновенных «торгашей», «чурок», «низкопробных азиатов» - братья Сабухи и Турал Рагимовы и их знакомый Хаям Ширинов бросились в кипящую воду, стали ломать двери и выбивать стекла автобуса, а потом – вытаскивать на себе людей. «Водитель сбежал, оставив нас в беде», – с ужасом вспоминала одна из пассажирок того автобуса, пенсионерка Людмила Колемасова, – « В глаза бросалось то, что люди стояли и снимали, как мы барахтаемся в кипятке. Я увидела только троих нерусских ребят, которые, все в крови, вытаскивали нас».
Четырнадцать человек получили термические ожоги 1, 2 и 3 степени. Двое в тяжёлом состоянии попали в реанимацию. Но главное – всё-таки выжили все. «Мы звали: "Помогите, помогите!", но все стояли. Потом скорая, МЧС приехали, помогли, увезли людей в краевую больницу», — вспоминал позже Сабухи Рагимов. А на вопрос «Зачем вы так рисковали собой?» он ответил просто: «Родители так учили: когда-то что-то у кого-то случилось – помогай, и Бог тебе поможет».

Ну, что тут можно сказать? Всё уже давно сказано. Не важно - какой ты нации, важно – какой ты сам, чему тебя научили родители. А Бог? Он всегда будет на твоей стороне, если ты спасаешь людей. Ему – всё равно – какой ты нации.

В издаваемой в Москве еженедельной общественно-политической газете «Азербайджанский конгресс» (№№17,18 и 19) с 23 мая по 6 июня 2014 были опубликованы материалы Эльдара Ахадова, посвященные тайне рождения города Баку.

Жили в одном селе люди – соседи. Неплохо жили: картошку сажали, скот держали, в гости ходили, праздники справляли. Но, однажды, загрохотало вдали, засверкало: война началась и к их селу подбираться стала. Забеспокоились селяне, посоветоваться решили: что делать? Как от войны себя уберечь? Одни говорят: бежать надо, детей спасать. А другие: авось мимо пронесёт? Авось, в погребах отсидимся? А если враг придёт, то увидит он, что мы мирные люди, начальству покорные, хлебосольные, так, может быть, даже наградит или похвалит? Ну, уж, трогать – точно не станет, мы ведь никому вреда никакого не делаем?
Спорили они, спорили, так и не пришли к согласию. Опустело село. Половина соседей уехала, а половина – в погребах прячется, войну пережидает. А сады, огороды – рядом стоят. А в них – чего только нет: и яблоки, и вишня-черешня, и слива , и капуста, и помидоры, и морковь, и малина домашняя – всё растёт! Кур, гусей, уток, поросят – всю живность соседскую, беженцами оставленную, селяне сразу себе разобрали: не помирать же добру живому с голода?! Потом – фрукты-овощи тоже себе забрали: не гнить же им даром на ветках и грядках?!
Тут война совсем близко подошла. Начали в сельские огороды мины залетать, а в сады – снаряды сыпаться. Попряталось село под землю, сидит в погребах, ждёт: что дальше будет? Загорелись дома у одних, порушились от бомб и снарядов у других. Что делать? Где жить? Стали соседи грабить уцелевшие избы своих же уехавших соседей. Не стеснялись, говорили: война всё спишет. Вошли в село вражьи войска. Начали партизан искать. Не могут найти. Согнали всё население на сельскую площадь, требуют партизан выдать. Клянутся люди: нет у них никого такого.
Расстроились враги: им же за каждого убитого партизана премия положена. А потом додумались: вытаскали из толпы всех мужчин - от древних стариков до безусых подростков – и расстреляли. А возле убитых оружие разложили, сфотографировали аккуратненько и генералам своим с донесением фотографии отправили про свою доблестную службу. Плачут бабы и дети, а те им отвечают: не плачьте, война всё спишет.
На следующий же день враги по домам пошли: грабить и еду отбирать. Много женщин молодых пострадало, некоторые не выжили, так над ними враги наизмывались. Немногим из них удалось сбежать из села в чистое заминированное поле. Ни одна не вернулась.
Уехали враги дальше воевать. Остались в селе только старухи да дети. И пришел к ним голод, и начал морить их. Осталось на всё прежнее зажиточное село две-три старухи да полтора десятка детей. Опять вдали война загрохотала. Бежали враги мимо села , все уцелевшие дома пожгли, одни трубы печные остались: нет села. Тут и война кончилась.
Вернулись соседи на пепелище родное, оплакали тех, кого не нашли, отстроили село заново. Лучше прежнего живут, а меж собою так решили: никого больше сюда не допустят. Не спрячутся, не сбегут, никому не отдадут родного села.

Июньские снега рыхлые, мяклые, вроде как последние. Сверху снег, снизу вода. Падают снега белой крупой, мелкими окатышами, мечутся, будто крутят легкую новогоднюю канитель, застревают возле каждого приглянувшегося уголочка, прячутся за любой трещинкой-щелью. А то прикидываются ледяной коростой на асфальте. Но только не тронешь ногой – сразу размокают вокруг ботинка. По рекам вода течет – верховодка. Лёд под ней притаился, умываются ледяные поля талой водой, не сходят с места, словно приклеились к берегам.
Плывут по небу мутно-серые снеговые июньские тучи… Налетит промозглый ветер, снесет с них охапки свежего снега, и снова несутся снежные хлопья к земле, струятся позёмкой вдоль стылой промороженной за зиму полярной земли.