Наша жизнь состоит из случайностей, которые невозможно предугадать. Например, откуда было мне знать, что мой собеседник, Виктор Левченко, лежащий на соседней правой от меня койке в нашей шестиместной больничной палате, через 15 минут умрёт? А он так и сделал: говорил со мной, говорил, потом замолчал и умер. Это третий труп в моей палате номер 7 за последние несколько новогодних дней. Кроме того, ещё за двоими пришли ночью и молча увели их с вещами в ковидный корпус. Похоже, и сегодня ночью тоже кого-то уведут: ещё один товарищ резко затемпературил, захрипел и начал задыхаться. У нас хирургическое отделение, не ковидное. Как я сюда попал? Обстоятельства так сложились. Цепь обстоятельств: вынь любое звено - и всё могло бы сложиться иначе...
Вот уже 12 лет у меня сахарный диабет. Осенью этого года он дал осложнение на ноги: начали опухать стопы. Несмотря ни на что, в условиях ограничений по ковиду я старался каждый день выходить на прогулку. Гулял возле дома. Автобусом пользовался редко: в октябре два раза и один раз в ноябре. И потому не знал о том, что с первого ноября появилось дополнительное требование властей: в маске теперь нужно было находиться не только внутри автобуса, но и на остановке. Как известно, десятого ноября при посредничестве России завершилась война между двумя государствами Закавказья. А через 12 дней, 22-го числа, мне понадобилось расписаться в бухгалтерских документах, для чего пришлось сесть в автобус и доехать до центра города. На это ушло минут 30. Оставалось дойти до остановки и уехать домой. Однако, перед самой посадкой в автобус я был задержан полицейским за то, что не надел маску на остановке и не имел при себе паспорта. Когда я показал свою именную социальную транспортную карту с ФИО и фотографией решимость полицейского задержать меня явно окрепла. На двоих других стариков без масок на остановке сержант уже никак не отреагировал. Я стал его приоритетом. В тот момент я, разумеется, понятия не имел о том, что задерживает меня волею случая (а случай - "бог-изобретатель" по словам Пушкина!) представитель национальности, только что проигравшей закавказскую войну! Задержать и наказать за что-нибудь именно меня для него, вероятно, стало идеей-премиум. Я говорил ему о том, что у меня больные опухшие ноги, что мнe нельзя их долго держать в тесной обуви. Бесполезно. Вместо часа с небольшим я провел в таком состоянии больше пяти часов. Естественно, моя болезнь от этого резко усугубилась. После того случая я уже был не в состоянии выходить из дома. Кончилось (надеюсь, что кончилось) тем, что меня увезли в хирургическое отделение больницы скорой помощи и ампутировали средний палец и часть плюсневой кости моей правой ноги.
Я не стану ни судиться с тем полицейским, ни мстить ему. Парню всего двадцать с небольшим... А мой утраченный палец... Если это было так уж принципиально для составителя протокола: пусть считается пострадавшим за взятие Шуши. Мне для Родины пальца не жалко.

В мае 2006 Пауло Коэльо было 58 лет. Утром 22 мая было пасмурно, днём накрапывал дождь и воздух прогрелся до +7, но с утра было не выше +4, а накануне в краевом центре пробрасывал мокрый снег. Из тамбура голубого вагона поезда Москва – Иркутск выглянул невысокого роста улыбчивый мужчина с небольшой седенькой бородкой в тёмной рубашке с очками в одной руке и компактным серебристым фотоаппаратом в другой. Поезд дёрнулся и окончательно остановился. Коэльо накинул лёгкую куртку с капюшоном, поскольку было свежо, и спустился на перрон. Было около семи утра местного времени. В половину восьмого поезд двинулся дальше, увозя писателя и его четвёртую супругу Кристину в Иркутск. Большую часть времени на перроне Красноярского железнодорожного вокзала Пауло Коэльо раздавал автографы и перекидывался репликами с местными журналистами. Посещение Красноярска бразильским писателем было отмечено газетами «Красноярский рабочий», «Коммерсант» и новостным сайтом российских железных дорог.
«Вся наша жизнь - путешествие, от рождения к смерти. Меняется пейзаж за окном, меняются люди, меняются потребности, а поезд все идет вперед. Жизнь - это поезд, не вокзал» - делился Коэльо с читателями своим отношением к перемене мест. Большой любитель путешествий, он полагает, что для того «чтобы жить полной жизнью, надо находиться в постоянном движении, и только тогда один день будет не похож на другой. Риск одного приключения дороже тысячи дней благополучия и комфорта». И в этом я с ним совершенно согласен.
Совершить путешествие по Транссибирской железной дороге от Москвы до Владивостока Коэльо мечтал с 1982 года. В 2006 мечта сбылась. В пути его сопровождала супруга, а также журналисты и издатели со всего мира. На сайте железной дороги после обеда 22 мая уже сообщалось о знаменитом бразильце и повествовались некоторые подробности путешествия: «…в Новосибирске один мальчик шесть часов ждал писателя возле гостиницы. Узнав об этом, Коэльо вышел к нему, обнял и пригласил на ужин в ресторан. На одной из маленьких станций Транссиба Коэльо вышел и спокойно гулял по перрону. Когда его спросили: «Пауло, все-таки ночь, Россия, бандиты! Вы не боитесь?», он посмеялся и сказал: «Я вырос в Рио-де-Жанейро, поэтому в России мне ничего не страшно. Я чувствую себя здесь практически как дома». Компания "Российские железные дороги" специально для турне предоставила писателю и сопровождающим его лицам два комфортабельных спальных вагона.. По словам Пауло Коэльо, единственным его бытовым капризом была возможность ежедневно принимать душ в поезде. Поэтому в данных вагонах имелись душевые кабины. В остальном же, как заметил писатель на пресс-конференции перед началом поездки: "важно в путешествии существовать в тех условиях, которые складываются".
Вот как описывал то краткое пребывание Коэльо на красноярской земле один из моих старших по возрасту и опыту товарищей и учителей лауреат международной премии имени Фазиля Искандера Эдуард Иванович Русаков: «Культовый бразильский писатель, автор всемирно известных и очень популярных в России книг "Алхимик", "Заир", "Пятая гора", Пауло Коэльо прибыл в наш город проездом, совершая паломничество по Транссибу через всю страну. По нескольку дней он провёл в Екатеринбурге и Новосибирске, впереди его ждут Иркутск и Владивосток. Едва сойдя с поезда, писатель объяснился в любви к сибирякам, правда, свидание его с Красноярском продлилось совсем недолго».
В Иркутске и на Байкале Коэльо провёл несколько дней, попробовал копченого сига, рыбные пельмени, байкальскую воду и записал следующие впечатления от озера: "Если вы посмотрите на Байкал, то увидите, что энергию создает движение. Ею надо пользоваться, как и пользоваться общением с людьми. Нужно двигаться к жизни, идти вперед. Мне понравилась самобытность этого региона, и мне приятно, что в окрестностях Байкала нет "макдональдсов" и "пиццы-хат". Поездка по Транссибирской магистрали являлась частью его "паломничества" по миру, которое началось 20 марта и завершилось 22 июня.

Моими литературными учителями, проводниками в мир литературного творчества в хронологическом порядке были:
- Галина Петровна Тихая (в мои школьные годы я посещал литературный кружок бакинского городского Дворца пионеров, 1975-77);
- Михаил Давидович Яснов (литературная студия ленинградского горного института, 1978-83);
- Владимир Азимович Кафаров (Баку, литобъединение «Родник», 1983 - 86);
- Эдуард Иванович Русаков (литобъединение при красноярском городском дворце культуры, 1986 - 90).
Даты примерные, поскольку конкретных я в те времена никак не фиксировал, но периоды жизни связаны с определённым местонахождением в определённые годы. Школу я закончил в 1977-ом году, институт – в 1983, в Красноярске живу с 1986-го.
Каждый из учителей в первую очередь был уникальной творческой личностью, знакомившей меня с океаном русской и мировой литературы, дававшим дельные советы и являвшим собой пример служения идеалам любимого вида творчества - литературы. Судьба их сложилась по-разному: Галина Петровна покончила с собой, Владимир Азимович, уникальный поэт и переводчик, скончался после продолжительного периода болезней, Михаил Давидович, бывший в те годы ещё довольно молодым человеком, ныне – здравствующий классик мировой детской и переводческой литературы, Эдуард Иванович –наш сибирский Чехов, и поныне мой старинный друг и мудрый советчик в трудную годину.
Следует с благодарностью упомянуть не только непосредственных наставников, но и тех служителей литературы, человеческое общение с которыми значительным образом повлияло на моё интеллектуальное и духовное развитие. В период до сентября 1978 такой личностью был для меня мой товарищ более старший по возрасту, но ровесник по духу, бакинский поэт Фархад Кадырлиев. И, безусловно, книга Олжаса Сулейменова «Аз и Я. Книга благонамеренного читателя», все годы моей юности она являлась моей главной настольной. С Олжасом Омаровичем мне посчастливилось познакомиться лично лишь спустя сорок лет, и первое, что я сказал ему при встрече - слова благодарности за ту книгу, за «Аз и я…».
В начале моего красноярского периода жизни, безусловно, на моё творчество повлияло общение с Аидой Петровной Фёдоровой, которая часть своей жизни, как позже выяснилось, провела в Баку.
Любое общение с такими великими писателями и личностями, как Виктор Петрович Астафьев и Тимур Касымович Зульфикаров, оставляет неизгладимый след в душе и влияет на творческий путь. С Виктором Петровичем мы познакомились в 1995 на открытии журнального офиса «Дня и Ночи» и общались время от времени почти до самой его кончины в ноябре 2001, с Тимуром Зульфикаровичем – в 2007-м, когда я прилетел в Москву на церемонию награждения победителей и лауреатов «Золотого пера Руси» в Центральном Доме литераторов, общаемся иногда и поныне, дай Бог ему крепкого здоровья.
Низкий поклон всем моим учителям-писателям и поэтам в мире литературы. Доброго здравия всем ныне живущим. Вечная немеркнущая память ушедшим в вечность.

Случилось это в начале 90-х. Не помню уже конкретного повода, но занесло меня однажды с коллегами по работе в саянскую горную таёжную глушь. На гусеничном вездеходе мы долго ехали по заросшей подлеском и заваленной павшими от ветра и старости деревьями всеми забытой дороге времён толи Берии, толи Хрущёва. Не проезжал там никто до нас лет тридцать-сорок точно. Ну, а мы с помощью стальных вездеходных гусениц и бензопилы "Дружба" всё же пробрались. И вдруг - избушка. А в ней дедок с ноготок чуть ли не мхом поросший. Как живет? Чем питается? Откуда взялся? Чудеса. Разговорились. Взялся он из деревни Степановки, ближайшего населенного пункта, до которого отсюда вёрст 50, если не больше. Наведывается туда изредка за солью, спичками да куревом. Всё прочее добывает в тайге: и мясо, и рыбу, и ягоды, и грибы. Ни с кем не общается, документов нет, потерял говорит, некому ему их здесь предъявлять. Так и живёт один уже не первый десяток лет. Поверили деду на слово. Почаёвничали с ним и дальше ехать собрались. Только я попрощался и вышел за порог, слышу - зовёт меня старый обратно в избушку. Одного. Ладно, вернулся. Оказывается, заприметил он у меня початую пачку "Беломора" и решил себе её выпросить. Я призадумался: нам ехать ещё неизвестно сколько, а пачка у меня единственная, последняя. Парой-тройкой папирос поделиться я был готов, но отдать всю пачку - нет. Посуровел дед, нахмурился, понял, что не отдам всю пачку, однако, не отступился, просит подумать еще раз и достает откуда-то из-под тряпья соболиную шкурку, мол, давай меняться. Я опять отказываю. Он достает вторую шкурку. Я опять - в отказ. Хмыкнул дед недовольно и достал спичечный коробок. Тяжёлый такой. Я его приоткрыл, а там - золотой песок. Прикинул навскидку: грамм сто, если не больше. Только зачем он мне сейчас, если курить нечего будет? Отказался, извинился и ушёл. Дед меня понял. Не обиделся. Ценности в тайге другие, не те что в городе. Ни с соболиным мехом, ни с золотом не сравнимые. На том и расстались.

Возможно, для кого-то всё выглядело не так, или не совсем так. Для меня - так. У каждого - своя правда и неотъемлемое право именно её считать единственно верной точкой зрения. Всё возможно. Все мы - разные... Но один эпизод из той жизни, которым поделилась со мной в фейсбуке незнакомая мне лично женщина, никак не могу забыть. Январь 1990 года. Баку. Только что отгремела ночь на 20 января. Брат этой женщины находится в Москве. Он волнуется, потому что никак не может дозвониться до сестры. Информация, которую ему удаётся узнать, крайне тревожна и противоречива. Наконец, он дозванивается до сестры и просит её не выходить на улицу, потому что это опасно, погибли люди, в городе комендантский час, всюду солдаты, танки, возможно, где-то продолжается стрельба...Он взволнован. Его можно понять. Он – брат. И что он слышит в ответ? От слабой женщины. От своей сестры. Она возмущается: «Мы не можем сидеть в такой момент дома! Мы всей семьёй пойдём на похороны погибших!» Брат умоляет её не делать этого! «А что если тебя убьют?! Как мне тогда жить?!» И что она отвечает брату? Она говорит ему: «Чем я лучше тех, кого расстреляли вчера?» Одевается и выходит на улицу, и идёт на Плошадь…
«Чем я лучше тех?..» Так говорили в тот день в каждом бакинском доме, в каждой семье. Я преклоняюсь перед мужеством бакинцев. На Площадь вышел ВЕСЬ ГОРОД.

Заметил: у гениев – глаза детей, а если так, то и у детей должно быть глаза гениев. Какими они вырастут – это уж как ляжет карта, но в детстве, наверное, все люди – гении. Ибо все живут настоящим, прошлого ни у кого ещё нет, да и будущее пока не напрягает. Для гениальности, как и для музыки, важен только настоящий момент, настоящее время. Невозможно быть гениальным вчера или завтра. Только здесь и сейчас. Так и музыка – это всегда сейчас, всегда настоящее. Не где-нибудь завтра, не когда-нибудь вчера. Она звучит сейчас. Не важно – слышим мы её или нет. Даже становясь тишиной, она продолжает жить и звучать…
Я находился в небольшом магазинчике со стеклянной наружной стеной, за которой в обе стороны мелькали прохожие – такие же обитатели местного тюменского курорта, как и я. Продавщица о чём-то энергично рассказывала (вероятно, мне), сопровождая речь показом то одного , то другого товара. Но слух мой неожиданно уловил иную речь - музыкальную - откуда-то снаружи из-за призывно распахнутой стеклянной двери. Это был диалог скрипки и фортепиано, сцепившихся в вихре танго. Не произнеся ни слова, я покинул магазинчик и направился навстречу звукам неуловимо знакомой мелодии.
Где же я это слышал? Когда? В некотором отдалении от барных столиков, за которыми густо расположились слушатели, две женщины средних лет в облегающих концертных платьях завершали исполнение очень знакомой мне музыкальной пьесы на скрипке и цифровом фортепиано. В зале было темновато, Неяркий свет мягко освещал небольшую сцену. Я заторопился сделать пару фотографий на память, не сразу сообразив, что можно снять и на видео. А когда сообразил, музыка, увы, кончилась.
Вздохнул и, опустив голову, направился в свой номер. И тут, в коридоре перехода из одного санаторного корпуса в другой, откуда-то изнутри моей же памяти догнал меня задорный голос уличного конферансье: «Аплос! Аплос!! Аплос!!!». Вечерний Буэнос-Айрес. Центр города. Пешеходная улица Флорида, освещённая сдвоенной ниткой подвесных ламп на уровне потолка второго этажа и светом магазинных витрин. Небольшой пешеходный перекрёсток. Лысеющий худощавый брюнет в бежевом жилете с красноватым галстуком время от времени что-то быстро говорит в микрофон, а потом снова звучит музыка и страстная пара исполняет гремучее танго…
Пары меняются. Невозможно в аргентинском климате беспрестанно двигаться в таком темпе. На месте только конферансье – всё тот же неутомимый громкоголосый зазывала-живчик. Он постоянно напоминает публике об аплодисментах. И люди аплодируют, задерживаясь на пару минут поглазеть на уличных артистов. Или проходят мимо, если нет времени. Одну танцевальную пару сменяет другая. Вот вместо джентльмена в строгом чёрном костюме и славной такой пышечки в полупрозрачном платье с разрезом во всю ногу выходит парень в чёрном пиджаке, широких синих брюках и пронзительно белых туфлях под руку с сухощавой долголицей женщиной средних лет. Танцующих дам красавицами-то не назовёшь, обычный мужчина прошёл бы мимо, не заметив ни ту, ни эту, если б они просто стояли или сидели. Но они танцуют танго. И танцуют его так, что глаз не оторвать!
Я вспомнил эту мелодию! Это «Либертанго» Астора Пьяццолы! И понеслась моя память в далёкую осень 1979 года под крышу здания с мансардой, стоящего и поныне на одной из линий Васильевского острова в Питере. И жили в этой мансарде двое юношей-студентов – поэт и музыкант. А ещё – хозяин квартиры – 95-летний дедок с ноготок, но с папиросой, помнивший о том, как сапожничал ещё при царе-батюшке. У музыканта было детское лицо с восторженными, влюблёнными в мир вдохновенными и беззащитными глазами. А поэтом был я.
Музыкант мечтал скопить очень много денег и приобрести на них какую-то невероятно раритетную гитару для сочинения и исполнения на ней гениальной музыки всех времён и народов. По крайней мере, он не раз делился этой мечтой с другом-поэтом. При этом лицо музыканта становилось таким неземным и светлым, словно мерцающим изнутри, как лицо юного Астора Пьяццолы.
А затем судьба разделила друзей на долгие годы, на несколько десятилетий. И лишь во времена сотовых телефонов и сплошной интернетизации земного шара им повезло вновь обнаружить друг друга. За это время произошло много глобальных мировых событий, повлиявших и на их жизни. Исчезла их общая родина – Советский Союз. Поэт, родившийся в Азербайджане, остался в России. А музыкант, родившийся в Казахстане, оказался в Аргентине, где его основным языком жизни стал испанский. Они недолго переписывались и созванивались: поэт полетел к музыканту. И они встретились. В Буэнос-Айресе. Возле гостиницы «Салес».
И пили мы за встречу «ерба мате» двумя бомбильями из одной калебасы. Это такой парагвайский чай — напиток из высушенных и измельчённых листьев падуба парагвайского. Бомбилья – особая металлическая или деревянная трубочка с фильтром, через которую пьётся настой. В Аргентине это слово произносят как «бомбижья». Калебаса - традиционный сосуд для приготовления и питья мате, тонизирующего напитка народов Южной Америки. Сосуды выделывались индейцами из древесной тыквы-горлянки. Познакомившиеся с напитком испанцы начали производить калебасы также из других материалов, таких как древесина палисандра, дуба, железного дерева кебрачо, а также из фарфора, керамики и серебра.
И вспоминали мы нашу жизнь, непредсказуемую, как танго. И рассказывали о ней друг другу. У моего музыканта, как и у Астора Пьяццолы, была в жизни своя судьбоносная Надя, так звали его супругу. А Пьяццола вспоминал о своём парижском педагоге Наде Буланже: «Нади научила меня верить в Астора Пьяццоллу, верить, что моя музыка не так плоха, как я думал. Я ведь часто думал, что я — ничто, потому что играю танго в кабаре, однако, у меня есть то, что называют стилем. Но это было скорее неким сортом внутренней свободы стыдливого исполнителя Танго. Только благодаря Нади, я внезапно освободился, и с этого момента я понимал, какую музыку буду играть». Великий Астор написал опериту «Мария из Буэнос-Айреса» о смерти и воскрешении девушки Марии – духа аргентинского танго нуэво.
Мой друг не разбогател, не приобрёл уникальную гитару и не прославился на весь мир. Прах аргентинской Марии – его юной дочери - покоится на кладбище Реколета в Буэнос-Айресе. Отец помнит о ней и носит туда цветы – «для Маши». У каждого в жизни свои потери. Толчком для создания известнейшей композиции Пьяццолы «Adios Nonino» стала смерть в октябре 1959 года его отца - Висенте Пьяццолы. Что такое потерять отца, я понимаю:
Я сегодня речь сказать –
Не большой мудрец:
Этой ночью год назад
Умер мой отец.
Плох он был или хорош -
Не ищу словца:
Миг – год прошёл, как дождь.
…Год, как нет отца.
А что такое потерять своего ребёнка, потерять дочь – не дай Бог знать никому!..
Пьяццола всю жизнь играл на бандонеоне. Это такая гармоника с душой виолончели. Великий Астор мечтал о том времени, когда его инструмент бандонеон станет солировать в симфоническом оркестре, а танго, как и вальсы Штрауса, будет признано явлением классической музыки. Его мечты сбылись.
Его гениальнейшим творением считаю «OBLIVION» - «ЗАБВЕНИЕ» - музыку к кинофильму «Генрих IV». Сам Астор исполнял это произведение на бандонеоне. Но, на мой взгляд, не менее потрясающе оно звучит в исполнении виолончели хорватского музыканта Степана Хаусера. Почему эта музыка так трогает мою душу? Это очень личное: композитору удалось передать в ней сам дух давно ушедшего времени почти полувековой давности. Это - как воспоминание о том времени, которое никогда уже не вернётся и не повторится. И со смертью его носителя - исчезнет во Вселенной безвозвратно…
Пьяццоле удалось невозможное – сохранить в мелодии и передать слушателям ощущение неуловимости и исчезновения. Когда я услышал это, то впервые почувствовал, что такое «невыносимо»… Это когда в горле такой спазм, что даже от слёз стало бы легче, но они не идут, не идут, не идут…
«Музыка — больше, чем женщина: с женщиной можно развестись, а с музыкой — никогда. Женившись на ней однажды, вы уйдете с ней в могилу», - не раз повторял Пьяццола друзьям. И это – правда. Мой постаревший аргентинский товарищ с детским выражением глаз остался в душе тем же ребёнком-музыкантом, каким был в давние незабытые нами обоими семидесятые.
«Вся моя жизнь» – говорил маэстро Астор, - « это Грустное танго. Вовсе не оттого, что я грущу. Нет, я счастлив, я люблю вкусную еду, хорошее вино — я люблю жить! У моей музыки нет причин быть грустной, но она грустна просто потому, что это Танго. В ней есть драма, но нет пессимизма». И мы можем сказать так же о каждом из живущих и живших на Земле. Лишь бы не случилось Забвения.
Каждой весной в конце октября – начале ноября весь Буэнос-Айрес, как, впрочем, и вся Аргентина на два месяца погружаются в сиреневый сон. Это цветёт джакаранда. Улицы, переулки, дороги, проспекты, парки и площади – всё вокруг источает лёгкий запах мёда. Это пахнет джакаранда. Сиреневым туманом её цветов окутаны все пространства – внешние и внутренние, какие только есть вокруг вас. Джакаранда в Южной Америке – хозяйка у себя дома. И потому здесь ей позволено всё. Здесь это практически культовое растение. Затем начинаются сиреневые дожди, они смывают цветы джакаранды с деревьев и окрашивают в сиреневый цвет всё на земле и воде – газоны и бассейны, фонтаны и дорожки… а когда падают на землю последние цветы джакаранды, на ней начинают распускаться новые молодые листья. И бессмертие жизни продолжается, не переставая, из года в год. Из тысячелетия в тысячелетие…
Аргентинское танго – джакаранда народа этой страны, то, что скрепляет людей в единое. И продолжает цвести из года в год. А значит, всё было не напрасно, и забвение не наступит никогда.

Это лезвие небезопасно,
Не ступай по нему, не шути:
Что угодно разрежет, как масло,
И живым не позволит сойти.
Может, ты и поверишь в кого-то,
Устремишься за чем-то вослед:
Не твоя это, братец, забота.
Ничего там на финише нет.
И никто этот шаг не оценит.
И никто о тебе не всплакнёт.
Ни удачи, ни славы, ни денег -
Ничего кроме бед и хлопот.
Но, увы, ни хулы, ни молитвы
Не способны его отвернуть…
Он шагает по лезвию бритвы,
И не меркнет сверкающий путь.
Зима в этом году поздняя. В октябре у нас сорокоградусные морозы - привычное дело. А тут - постоит день-два лёгонький холодок, и снова оттепель. По топким, болотистым местам - ни пройти, ни проехать, пока их хорошенько не прохватит морозом. А мест таких здесь предостаточно. Говорят, что и само название окрестностей в переводе означает «гиблое место». Так ли оно - не знаю, но версия эта существует издавна. Не по своей прихоти, но по требованию федерального закона о недрах все горнодобывающие организации обязаны иметь на территориях своих месторождений геодинамические полигоны, состоящие из сети глубинных реперов, и проводить на них измерения, чтобы знать где и какие деформации в недрах земли имеют место, и насколько они опасны для людей. Работы по созданию таких полигонов проводятся специализированными геодезическими предприятиями.
Одна из подобных организаций трудится и на наших месторождениях. На сухих и относительно сухих участках земной поверхности в удобное для полевой работы летнее время реперы были успешно и вовремя заложены. Но в наших краях огромное количество таких мест, в которых летом невозможно не только работать, но даже и добраться туда нереально. Болота. Топи. Трясины. Там можно находиться только в зимнее время, когда большой мороз превратит сплошные хляби в твердь.
Наши подрядчики собирались заложить требуемые проектом репера в подобных местах в октябре, после того как ударят крепкие морозы. Но никаких морозов не было весь октябрь. И начались они ближе к середине ноября. Как только морозная погода установилась, полевые работы начались полным ходом. Полевики торопились наверстать упущенное время и носились по тундре на снегоходах, как угорелые.
Вечером в субботу 8 декабря случилось несчастье. Дмитрий, ведущий геодезист, богатырь - косая сажень в плечах, оставил полевую бригаду на сооружении репера, а сам в одиночку на снегоходе решил проехаться по просеке на рекогносцировку конечного пункта, до которого оставалось буквально несколько километров. Ехал он с санками позади снегохода. На одном из поворотов санки застряли. Геодезист их отцепил и решил подобраться к ним на снегоходе с задней стороны. Подъехал. И в этот момент у него отказала поджелудочная железа, а следом - и сердце. Смерть была почти мгновенной. Я был знаком с Дмитрием лично и могу характеризовать его только с хорошей стороны: не раз и не два выезжал с ним на маршрут, вместе мёрзли, не раз делились хлебом-солью, поэтому когда узнал о случившемся несчастье, скорбел о нём, как о своём близком товарище.
Бригада занялась его поисками через несколько часов, когда труп уже порядком окоченел. Ребята знали, что их командир - человек чрезвычайно опытный, и, естественно, никому и в голову не пришло, что причина, по которой он не выходит на связь, столь трагична. Вызвали полицию и «скорую», которая, впрочем, не приехала, сообщив, что за мертвецами традиционно не ездит. Полицейские осмотрели место происшествия, составили акт осмотра, а на словах сочувственно сказали ребятам, что здешние места весьма богаты на подобные несчастные случаи: то с охотниками, то с рыбаками, чуть ли не каждый месяц - по трупу. «Гиблое место» - произнёс один из них напоследок и по-доброму посоветовал уезжать отсюда поскорее.
Но прежде, чем следовать толковому совету полицейских, необходимо было завершить работы, и передать сооружённые репера представителю заказчика по соответствующему акту. Сдавать работы приехал другой ведущий геодезист. Представителем от заказчика был я. Для того, чтобы добраться до гиблого места, диспетчерами был предоставлен колёсный вездеход, всего две недели как прибывший с завода, абсолютно новёхонький. Вчера утром все собрались на крайней обжитой точке месторождения, чтобы выдвинуться оттуда в голую заснеженную тундру на воображаемую линию, соединяющую все репера полигона.
Однако, 19-го декабря так ничего и не получилось. Так называемый «вездеход» проехал по тундре не больше двухсот метров. Застрял через сто, а через двести зарылся в снегу так, что всем стало ясно: у нас единственный шанс - вернуться, пока не поздно, обратно. Лебёдка примерзла, и трос не разматывался. Колёса резали сугробы до основания, и никакое снижение давления в них не имело никакого эффекта. Водитель, судя по растерянной реакции, понятия не имел, как управлять машиной в таких условиях. В общем, нас спасло лишь то, что мы не слишком отдалились от автодороги. Дул сильный ветер. Крепчал мороз. К вечеру столбик термометра опустился до минус 27.
У меня оставалось всего два рабочих дня, после чего в субботу в соответствии с графиком отпусков я собирался лететь к семье в Красноярск на новогодние праздники. Поэтому единственным шансом для подрядчиков оформить документы на оплату выполненных работ до нового года было штурмовать ледяную пустыню тундры 20 декабря. Следующий день нужен был для оформления документов по приёму - передаче объектов. Теперь с другим вездеходом, за рулём которого сидел знакомый уже моим читателям по рассказу «Отморозки» опытный водитель Иван - плотный, круглоголовый, не истерик. От подрядчиков в кабину «трэкола» сели ведущий геодезист Алексей и его водитель, он же член полевой бригады, Альберт. От заказчика опять был я. Двинулись с Богом. «Трэкол» шёл довольно резво. «Буксанули» всего лишь в одном месте - на заметённом бугре над неширокой речкой. Это летом речки - препятствие. Зимой, замёрзшие и заметённые, они иной раз почти незаметны. Почти.
На двенадцатом километре пути выяснилось, что полбака горючего уже нет. Все задумались, но решили продолжить движение. Завтра ожидается мороз под 42 градуса. Вряд ли в такую погоду можно рисковать с выездом в голую тундру, где и сегодня погода - не подарок: на термометре минус 33. Велик риск не вернуться совсем. Прикинули, что до ближайшей буровой горючего всё же должно хватить, да и часть обратного пути решили сократить, поскольку идти по тем же реперам необходимость уже отпадёт. Продолжили путь.
Сумрак надвигался быстро. Въехали в лес - хилый, северный, но всё-таки лес. Здесь не так дует, как в чистом поле. Лесная зона узкая, но протяжённая, вдоль реки. Как раз до гиблого места. А вот и оно. На 33 километре лесной просеки возле места недавней гибели геодезиста мы остановились, и все вышли из машины почтить память товарища, замёрзшего здесь, возле дороги, двенадцать дней назад. Место достаточно небольшое. Узкое. Развилка, на которой одна дорога резко под 90 градусов сворачивает влево, а другая тянется прямо. Всё вокруг измято снежными буграми. Сиреневые рыхлые полярные сумерки. Кажется, что дух погибшего геодезиста всё ещё где-то рядом. Минута молчания. Тишина, нависшая над пропастью неминуемого…
Едем дальше. Просека сужается. Здесь по ней ещё не пробивался ни один «трэкол». Вездеход «Лось», протиснувшийся между деревьев неделю назад с навесным буровым оборудованием, значительно меньше в размерах. Наш «трэкол» то и дело скрипит, но пробивается по узкому прогалу между сумеречными силуэтами деревьев. Вот и конечный репер номер 1067. Фотографирую его на память. Последний репер, до которого так и не добрался наш товарищ. Разворачиваемся.
Через пару километров выясняется, что у вездехода вот-вот выйдет из строя вариатор. Неприятности «гиблого места» продолжаются. Вскоре рвётся ремень генератора и помпы. Слава Богу, у Ивана есть запасной. Меняет. Продолжаем движение в полной темноте. Наконец, вдали появляются огоньки буровой. Обратный путь до неё оказался на 12 км короче за счёт того, что мы двинулись напрямую по заснеженной целине. Естественно, учитывая все «прелести» местности, где под порой не слишком глубоким снегом таятся овраги, канавы, озёра и просто глубокие ямы.
Наконец-то выбираемся из тундры на площадку для техники позади буровой. Поход окончен. «Гиблое место» преодолено. Осталось, правда, ещё добраться с месторождения до города. Но это уже «мелочи». Дело сделано. Можно собираться в отпуск… Так казалось мне тогда, зимним вечером 20 декабря. Но я ошибся. История закончилась не этим. Похоже, она вообще всё ещё не закончилась.
Ровно через месяц после гибели Дмитрия 8 января чары гиблого места догнали и меня: инсульт, парализованы правая нога и рука. В левом полушарии мозга томограф обнаружил две мёртвые зоны. Ровно через месяц, 8 февраля, моя жена Люба увезла меня долечиваться домой, в Красноярск. Я не сдаюсь: уже хожу, уже шевелю пальцами. Ещё подволакиваю ногу, ещё не вполне владею пальцами и нечётко пишу, но пишу ведь! И я вернусь, вернусь, обещаю тебе Дмитрий. Нет таких мест на земле, где мы не пройдём. Нет и не будет.

Ни на белом свете, ни на чёрном,
Ни на самом деле, ни во сне
Ты уже под небом беспризорным
Никогда не явишься ко мне…
Твой уход был дерзок и нечаян:
Просто сердце обратилось в лёд.
«Потерпи, я вынесу, хозяин!» -
Грохотал упрямый снегоход.
И ревел он, заглушая вьюгу,
Словно звал к себе издалека,
И возил, возил, возил по кругу
Час назад живого седока…
Эй, проснись! Смотри: во тьме и снеге
Словно отшагали полземли,
За тобой пришли твои коллеги!
За тобой товарищи пришли!..
В зимней тундре холодно и мглисто,
Но туда, где света торжество,
На руках несут геодезиста
Братья по бессмертию его.

Постскриптум
Вчера товарищи покойного Димы сообщили мне такую новость: их высокое геодезическое начальство наградило меня юбилейной медалью. За то, что не бросил коллег, дошёл с ними до конца маршрута и принял работы дмитриевой бригады...
Кто знает, может быть, откажись я 20 декабря ехать с ними по незавершённому им маршруту (а стоял жестокий мороз с ветром, и предыдущая попытка 19 декабря оказалась неудачной, мы вернулись ни с чем), и со мной ничего бы не случилось? Смерть, унесшая его, прошлась по моей правой руке и правой ноге. Только зацепила, но не добила. Формально: выезжать в поле в ту погоду, какая стояла 20 декабря, запрещено инструкциями. Но это я другим могу запретить, а совести своей - не могу. Бывают такие моменты, когда подтвердить человек ты или нет можно только поступком. Нет других вариантов.

21.12.2018 - 14.03.2019
Новый Уренгой - Красноярск

Однажды на Крайнем Севере, в середине лета, а точнее, в день моего рождения, друзья подарили мне семь высоких голландских роз, как обычно, напичканных химией, для того, чтобы им простоять до следующего после продажи дня и умереть, как говорится, "с чувством исполненного долга". Розы были столь прекрасны, что, хотя я и понимал, какая участь ожидает их в ближайшее время, но мысленно все же взмолился, обращаясь к Тому, Кто Может все, с просьбой продлить жизнь хотя бы на сколько-нибудь семи моим красавицам. И чудо случилось: розы не завяли, а засохли - примерно через неделю, но рядом с засохшими веточками появились новые, более мелкие с изящными молоденькими листочками. А через месяц все семь роз расцвели снова. На этот раз распустились не семь, а несколько десятков небольших пылающих бутончиков. Наступила осень. Грянула зима. Но розы продолжали цвести. Одни бутоны сменялись другими.
Наступило время моего отпуска. Время, которое я посвящаю родным и семье. Мне нужно было ехать на юг, чтобы навестить маму. Уезжая, я попросил коллег по работе присматривать за моими розами. Они старались. Но напрасно. Когда я вернулся, то увидел, что из всех семи роз живой осталась только одна веточка с единственным ярким бутончиком, а все прочие - умерли... Десять дней и ночей я отчаянно боролся за жизнь своего последнего цветка. Но все было напрасно. Одинокая розочка умерла, так и не пожелав оставить своих подруг.
Прошло несколько лет, но каждый раз в день своего рождения, едва проснувшись, я невольно бросаю взгляд в сторону пустого подоконника, словно все еще надеюсь на чудо...

Несмотря на огромное количество исследований, посвящённых Пушкину на протяжении вот уже трёх столетий, продолжают существовать значительные разногласия по поводу очень важных аспектов для понимания того, что же произошло в конце января 1837 года на Чёрной речке между Пушкиным и Дантесом, почему это произошло, и почему произошло именно так.
Между ними произошёл поединок на пистолетах, до сих пор ошибочно именуемый дуэлью. Почему ошибочно? Дуэлью называется только тот поединок между участвующими в нём, на который одна из сторон вызвала другую. Как известно, ни Дантес, ни Пушкин в январе 1837 года на дуэль друг друга не вызывали. Да, осенью 1836 года Пушкин действительно вызывал Дантеса на дуэль, но сам же свой вызов и отменил в связи с официально объявленной свадьбой между Дантесом и сестрой жены Пушкина Екатериной Николаевной Гончаровой. Всё. Других вызовов ни один из них никому не делал.
В январе 1837 года Пушкина вызывал на дуэль посланник Нидерландского королевства барон Луи-Якоб-Теодор ван Геккерн де Беверваард. Но на дуэль сам он не явился, а отправил туда Дантеса. Вместо себя. Интересная, кстати, дипломатическая ситуация: офицер русской армии выходит на поединок с подданным России Пушкиным, представляя на поединке посла иностранной державы, олицетворяющего собой Нидерландское королевство. Повторяю, для Дантеса это поединок, а не дуэль: лично он никого никуда не вызывал, и его тоже никуда не вызывали.

Теория неопределённости
Хотите увидеть Вечность? Нет ничего проще. Нарисуйте на листе бумаги замкнутую линию. А теперь начните в любом её месте взглядом или пальцем, чем угодно, движение. Где его начало? Не важно. Где конец? Его вообще нет, потому что линия - замкнутая. Сколько бы вы не двигали взглядом по замкнутой линии, вы никогда не доберётесь до её конца. Если уменьшить размеры линии или увеличить их, не изменится ничего. Линия может быть величиной с диаметр Земли или величиной с диаметр атома: бесконечность движения по ней от этого не изменится ни на сколько.
Будущее - прошлое, которого ещё нет. Прошлое - будущее, которого уже нет. Настоящее - воображаемое место перехода будущего в прошлое. Отдельно от них настоящего не существует.
Любой отрезок времени имеет неопределённую длину. Каким бы кратким ни был этот отрезок, его всегда можно разделить надвое. И не только надвое, но на любое число раз. При этом одна его часть станет прошлым, другая - будущим, а неопределённость между ними - и есть то самое, что именуется «настоящим». Не существует ни бесконечно длинного, ни бесконечно короткого отрезка времени.
Любая конкретная точка является облачком неопределённостей её местоположения, внутри которого точка по-прежнему имеет погрешность определения. Следовательно, не существует точки пространства с абсолютно точными (до какой-либо конечной цифры) конкретными координатами.
Следовательно, попытки определения конкретных (не приблизительных) величин времени и пространства бессмысленны, ибо их нет. Пространство в каждой своей точке и время в каждом своём отрезке – волны. Время сжимается и растягивается, проявляя таким образом свойства волны. Облачко точки тоже сжимается и растягивается, проявляя свойства волны. Возможно, поэтому определить единицу времени или точку пространства с абсолютной точностью невозможно. Единица времени и точка не являются дискретными (конечными) величинами. Поэтому умножая волну на волну нельзя говорить о стабильной дискретной величине полученного результата. Время и пространство стабильны в своей неопределённости. И их результат – тоже.
Как бы тщательно мы ни производили свои измерения, в любом случае погрешность определения точки, как и погрешность определения единицы времени, никогда не будут равны нулю. Они останутся. Пространство времени сжимаемо и растягиваемо, как волна или вибрация. Таким образом, с изрядной долей уверенности можно констатировать факт: наш мир зыбок, он существует в вибрациях. Он сжимаем и растягиваем. Следовательно, говорить о какой-либо определённой и незыблемой скорости света – тоже бессмысленно. Любая скорость зависит от времени и расстояния. Но если и время, и расстояния являются не дискретными, а волновыми (вибрационными) явлениями, то не может существовать в стабильном виде и их производная – скорость чего-либо относительно чего-либо иного... Возможно, вечность – это отсутствие времени или его присутствие, но в иных вибрациях, иных изменяемых волновых структурах.
Время является непрерывно изменяющимся измерением пространства. Оно - течение пространства, изменение его вибрационной (излучаемой) энергии. Изменения эти непрерывны и необратимы. Вернувшись в то же местоположение Х, У и Z, на самом деле мы возвращаемся в другое место, потому что координата Т (время) изменилась. Вибрация точки стала другой. Произошёл сдвиг: будущее стало прошлым. Координата Т меняется непрерывно и необратимо. Не существует одного и того же места. Оно постоянно меняется: «стареет на глазах», как мы могли бы сказать. Нам известно о том, что Вселенная постоянно расширяется, причём - с ускорением. Это означает, что местоположение каждого объекта во Вселенной в связи с её ускоряющимся расширением в любой момент времени занимает иное положение в пространстве. С учётом того, что и само время изменяется, можно сказать, что любая точка пространства в любой момент времени имеет новое местоположение по всем четырём измерениям: Х, У, Z и Т. Именно в этом отношении я применяю термин «текущее пространство».
Мы часто упускаем из вида: то, что для нас равно десяткам миллиардов лет... где-то может составлять лишь доли секунды.
Ни у одной точки в мире нет точных координат. Всегда только приблизительные с заданной степенью точности. Как бы точно ни производились измерения, они никогда не будут абсолютно верными. Потому что никаких абсолютно точных координат вообще не существует. Любая точка в действительности - облако точек, определяющих её приблизительное местоположение. Пусть бесконечно малое по размеру, но облако, а не конкретная точка. Ибо точка - вибрация пространства. А у вибрации нет строго определённого места. У вибрации нет и не может существовать определенного местоположения. Вибрация, находящаяся в определённом местоположении невозможна по определению. Вибрирование энергии, неопределённость местоположения – главное условие существования пространства, главное условие существования времени, а значит, и главное условие существования всего.
Всё конкретное и строго определённое существует только в воображении человека. Природа же всегда приблизительна. Всё сущее имеет право на некоторую неопределённость существования. Пространство есть вибрация энергии. Слово, как выражение мысли, тоже – вибрация энергии.
Существует обратная сторона пространства. Фактически - то же самое пространство, но как бы вывернутое наизнанку, с противоположной стороны. Почему "как бы" ? Потому что реально это то же самое пространство и есть, но благодаря тому, что оно огромно, мы не замечаем того, что оно обладает свойством ленты Мебиуса.
Не существует точно вычисляемой точки пространства. Не существует мгновения с точными параметрами. Все приблизительно. Мир существует за счет вибраций. За счет приблизительности. Нигде и ни у чего не существует абсолютно точных координат. Абсолютно точное, безукоризненное - идеал. Идеал - исчезновение всего приблизительного. Идеала не существует. Время приблизительно. Настоящее время есть сингулярный бесконечно малый момент неопределённости между прошлым и будущим. Поэтому все реальное находится одновременно и отчасти в прошлом (чуть назад) и в будущем (чуть вперед). Настоящее время - отсутствующий идеал, к которому стремятся оба вектора времени: прошлое - к бесконечно большой величине, равной нулю. Будущее - к бесконечно малой величине, тоже равной нулю. Ноль - единственная идеальная точка настоящего времени. Однако, фактически она недостижима. Потому что ее нет, она виртуальна, как виртуальны частицы в вакууме, мгновенно аннигилирующие с реальными частицами.