Вот она лежит за стеклом и манит призывно и страстно. Это её «хочется снова и снова». Это с мыслью о ней десятилетиями засыпали мужчины и женщины, старики и старухи, дети и их родители. А некоторые так и не могли заснуть. Потому что это невозможно так просто бессовестно заснуть, когда она чудится всюду…
Оно не кажется, нет, оно так и было: если б вышел на улицу некто и крикнул во всё своё алчущее воронье горло: «КОЛБАСАААААААААААААА!» - откликнулись бы миллионы, земля б содрогнулась от стона вожделенного. Об электричках, ею пропахших, зелёных насквозь, об очередях навороченных, толстых и угрюмых, как любительская в натуральной оболочке, о мозгах, изъеденных, изрубленных мыслью о ней, о худосочных бычках и тёлках колхозных, с лопатками страшными, словно крики лемура в ночном тропическом лесу, о них, легших костьми на алтарь колбасного цеха, – не забудется вовек!
Ленин великий и ужасный, в мавзолее своём возлежа, завидует ей завистью горькой, бессильной: даже к нему никогда не толпилось столько народу.