Кто ты? Каков ты? Откуда взялся? Куда направляешься, о, великий главный Маркшейда? Ты возникаешь из небытия памяти и проходишь в своём чёрном кителе с золотыми погонами, сияющими бахромой, с аксельбантами на груди, увешанной значками всемогущего властелина маркшейдеров, словно бронзово-латунный угломер с буссолью на карданном подвесе или изящная французская астролябия с полулимбом. В зале между рядами кресел два прохода. Ты совершаешь по одному из них торжественный передний проход, затем разворачиваешься на девяносто градусов, продвигаешься вдоль первого ряда, сворачиваешь ещё на девяносто градусов и завершаешь своё шествие задним проходом. Тебя знают все. Каждый старается произвести на тебя хотя бы малейшее впечатление, хоть как-то запомниться. Но затемнённые стёкла-хамелеоны твоих очков вырезанных из ценнейших пород тропических деревьев надёжно скрывают от народа твой великолепный мудрый взгляд.
Ты всходишь на сцену, раскрываешь свой роскошный перламутровый тубус, разворачиваешь длинный белый язык широченного чертежа, который тут же подхватывают нукеры своего сюзерена, главы крупнейшего добывающего предприятия государства, и начинаешь степенную речь на птичьем языке из жизни, понятной одним лишь маркшейда, находящимся в зале. А за высокими, вытянутыми окнами, кружась и сверкая, медленно падает радужно-солнечная снежная пыль. Конец декабря. Семинар сибирских маркшейдеров в блистающем дворце среди заснеженного соснового бора… Как давно это было…
Ты всходишь на сцену, раскрываешь свой роскошный перламутровый тубус, разворачиваешь длинный белый язык широченного чертежа, который тут же подхватывают нукеры своего сюзерена, главы крупнейшего добывающего предприятия государства, и начинаешь степенную речь на птичьем языке из жизни, понятной одним лишь маркшейда, находящимся в зале. А за высокими, вытянутыми окнами, кружась и сверкая, медленно падает радужно-солнечная снежная пыль. Конец декабря. Семинар сибирских маркшейдеров в блистающем дворце среди заснеженного соснового бора… Как давно это было…
