Тяжела у Сеньки шапка.
Горько слышать целый век:
«Ты никто. Ты ноль. Ты тряпка.
Тряпка, а не человек!»
Пилят Сеньку, пилят, пилят,
Как обычно, ни за что.
И летят слова навылет,
Слух кромсая в решето:
И растяпа он, и рохля,
И лошара, и лопух…
Раз по сто за сутки проклят
И унижен в прах и пух.
Хают Сеньку, хают, хают,
Чуя смелости прилив.
Он молчит и лишь вздыхает,
Низко голову склонив.
Кто-то так и рвётся в дамки,
Кто-то с неба рвёт звезду.
Поправляет Сенька лямки
И опять – на борозду.
Пашет Сенька днём и ночью,
Утирая пот со лба.
Пашет так, что сердце в клочья,
Знать, иное – не судьба.
Делят люди власть и деньги,
Восклицая иногда:
«Хорошо б совсем без Сеньки!»
Но без Сеньки – никуда.
Горько слышать целый век:
«Ты никто. Ты ноль. Ты тряпка.
Тряпка, а не человек!»
Пилят Сеньку, пилят, пилят,
Как обычно, ни за что.
И летят слова навылет,
Слух кромсая в решето:
И растяпа он, и рохля,
И лошара, и лопух…
Раз по сто за сутки проклят
И унижен в прах и пух.
Хают Сеньку, хают, хают,
Чуя смелости прилив.
Он молчит и лишь вздыхает,
Низко голову склонив.
Кто-то так и рвётся в дамки,
Кто-то с неба рвёт звезду.
Поправляет Сенька лямки
И опять – на борозду.
Пашет Сенька днём и ночью,
Утирая пот со лба.
Пашет так, что сердце в клочья,
Знать, иное – не судьба.
Делят люди власть и деньги,
Восклицая иногда:
«Хорошо б совсем без Сеньки!»
Но без Сеньки – никуда.