Встретились в сосновом бору две богатырши - мышки могучие: лесная да полевая. Заметили обе на тропинке среди сосновых иголок диво дивное: большой кусок сыра! Схватили мышки сыр. Каждая его к себе тянет. Пыхтят. Не сдаются. И такой между ними сыр-бор разгорелся, что всё вокруг заполыхало.
Забеспокоились звери и птицы. Дичь боровая разлетелась. Попрятались в землю боровые грибы маслята, опята да рыжики. Ягода боровая брусника побледнела от страха, пчелы боровые до чего серьёзный народ, и те растерялись. Лось – красавец лесной – по самые рога в речку забрался. Только нос из воды торчит.

Бегают собаки по двору стаей, воздух нюхают, ищут чего-то. Устали, как собаки. Заходит во двор уличный пёс Догон.
- Привет, ребята! Что ищете?
- Да, так, чушь собачью!
- Кто потерял? Как выглядит?
- Не знаем, но она точно где-то здесь.
- Я старый пёс Догон, у меня первый разряд по суете, вам помочь?
- Откуда разряд?
- Суетился. Провод грыз вместо косточки, разгрыз, а там – разряд. Электрический. Первый. До этого ни у кого не было. Чуть жив остался. Уф.
- Ладно, тогда помогай.
О! Кажется, нашли! Собрались в кучу, лают, землю роют, визжат. Молодец, Догон!

Были собаки такие – крикуны. Они никогда не лаяли, только кричали. Громко. Протяжно. Радостно. «Ах-ах-ах! Как хороша жизнь! Ах, как приятно покричать просто так! А на кого-нибудь – ещё лучше! Ах! Ах!! Дайте, дайте нам кого-нибудь!» Восторженные такие, романтичные собаченции.
А лаять они не умели.

Утром журавль не появился. И заяц забеспокоился. Он уже успел наобещать заводной ключ чуть ли не десятку зверушек. За окнами - весна. В такое время заводные ключи традиционно пользуются особым спросом.
Поскакал зайка к журавлю. А тот как раз журавлят заводил с настроением, но без ключа, потому что, оказывается, и без него неплохо справляется.

Жил-был замечательный мышонок Мухарик. Все знали, что он – самый замечательный, потому что он замечает даже то, что другие без него, ну, никак бы не заметили. Мухарик постоянно находился на посту для замечаний возле своего дома. С утра до вечера. Ему это нравилось. Иногда он даже ночью просыпался и бежал на свой пост что-нибудь позамечать, а потом его искала мама, потому что спать тоже надо когда-нибудь.
Папа Мухарика был очень умным, но рассеянным, как все чересчур умные для обычной жизни, постоянно что-нибудь забывал. Вот и сейчас опять очки ищет, чтобы почитать свежие научные журналы.
- Мухарик! Где папины очки?
- Ворона!..
- Папа не ворона! – сердится мама, - папа очень умный, он в библиотеке работал! Грыз там гранит науки. Его просто коты неправильно поняли. Вот и работает теперь дома.
- Прости мамочка! Я знаю. Ворона – не папа. Ворона его очки украла. Вон они: из её гнезда сверкают!

Выросли у мамы-зайчихи трое сыночков-зайчиков. Все ласковые, послушные заи-паиньки. У каждого свои особенности. Старшенький – умница, глазоньки большие, лоб – не лоб, а лбище, такой выдающийся. За то его и прозвали Лобзаем. Средненький – купаться любил, в баньке родился. Оттого и прозвали Банзаем. А младшенький - страсть как любил, чтоб ему спинку потерли. Вот если никто не трёт, тогда он у деревца встанет и сам трется об него спинкой. И нарекли его за это Терзаем.

Жили-были молодые волки – счастливые, бессовестные: что хотели, то и творили. Куда хотели, туда и бежали. Кого хотели, того и трогали. Никого не слушались. Даже дедушку своего.
Смотрел дедушка, как внуки всех обижают, и выл по ночам на луну. Жаловался.

Скакал по степи тушканчик, скакал, скакал и заболел. Пошел он домой, лег в постель. Лежит, болеет, думает: «Что это такое со мной? Неужели – всё?». Подумал и выполз от тоски из дома на солнышко, а там – ночь.
Мимо пролетала сова Гуфо.
- Допрыгался? – спросила она, и тушканчику как-то сразу стало совсем нехорошо.
- Редкая болезнь, - посочувствовала сова, - и не одна, а целый букет…

(из цикла «Сказки старого города»)

- Шафуля! А как меня зовут, ты не знаешь?
- Что с тобой, Гуфо? Ты забыла своё имя?
- Нет, я не о том! Вот кошек зовут «кис-кис-кис», цыплят «цып-цып-цып», а меня – как?
Шафуля задумалась, помолчала и сдалась.
- Не знаю! Даже представить себе не могу…

День выскочил из-за моря. Оглянулся вперёд: а вокруг ночь! Что впереди, что сзади. Крутанул головой-солнцем. Споткнулся о горы и опрокинулся через них в другое море. И сразу наступила звёздная ночь. И наступила она прямо на мышиную норку. Тогда из норки вдруг тихонько показалась осторожная мыша. Она ещё только показалась, но не появилась. Такая осторожная.
Мыша жила-была в норке постоянно. И снаружи тоже иногда жила-была. Особенно по ночам. Трудилась, подбирала всё, что плохо лежит, потому что кто-то потерял или ещё не нашёл: вещи, еду, время… Некоторые даже свои лица теряли, даже самих себя целиком. Мыша всё находила, всё собирала. Если найденное нельзя съесть и в хозяйстве тоже не пригодится, то всё равно - лишним не будет. Мало ли какой случай может подвернуться: жизнь большая, мышиная – кругом враги.