К восьмому дню недели заколосилась слоновая мышь. Раздольно, широко пошла! Слоны мышиные жужжат над ней, так и радуются: «Ку-вырк! Ку-вырк!» Взошла мышь слоновая над полями да над лесами. Да и над горами взошла бы она, то есть почти уже.
Но как раз тут вжикнуло что-то по-над ухом её островерхим, закоулистым, - будто эхо осеннее разнеслось, подзинькивая. И заненастилось. И кругом пошло, по древесам небесным растекаясь. Заколготились в мышиной головушке мысли странные, непонятные. Совестью запахло вокруг – о делах её прежних, неправедных…
Спешились мышиные слоны, по углам распряглись и хлынули, забурлили возле мыши-то слоновой. А та уже едва вздрагивает: по бочинам ажно свистунчики кудрявятся. Прыгают свистунчики, шебуршат ножонками, мышь родную щекочут.
Захохотала сова пучеглазая, по кусточкам проламываясь, к мыши слоновой подбираючись: трёх или даже четырёх мышиных слонов, не глядя, насмерть почти затоптала пока добрела. Вот уж и впрямь верно говорят: охота пуще неволи! Запыхалась, дышит тяжело, а от своего не отступает. «Ну, что, слоновая? Доигралася?» - говорит ей пучеглазое чудище, а само лает озорно так.
Но как раз тут вжикнуло что-то по-над ухом её островерхим, закоулистым, - будто эхо осеннее разнеслось, подзинькивая. И заненастилось. И кругом пошло, по древесам небесным растекаясь. Заколготились в мышиной головушке мысли странные, непонятные. Совестью запахло вокруг – о делах её прежних, неправедных…
Спешились мышиные слоны, по углам распряглись и хлынули, забурлили возле мыши-то слоновой. А та уже едва вздрагивает: по бочинам ажно свистунчики кудрявятся. Прыгают свистунчики, шебуршат ножонками, мышь родную щекочут.
Захохотала сова пучеглазая, по кусточкам проламываясь, к мыши слоновой подбираючись: трёх или даже четырёх мышиных слонов, не глядя, насмерть почти затоптала пока добрела. Вот уж и впрямь верно говорят: охота пуще неволи! Запыхалась, дышит тяжело, а от своего не отступает. «Ну, что, слоновая? Доигралася?» - говорит ей пучеглазое чудище, а само лает озорно так.