Считаю возможным поделиться своим мнением о том, что в той или иной степени интересует и волнует великое множество людей – об отношении к вере, религиям и религиозным догматам. Каждый человек верит в Бога (или не верит) по-своему. Я – не исключение. И потому, когда меня спрашивают, к какой вере я принадлежу, то саму постановку вопроса я считаю заведомо неправильной. Не я принадлежу какой-то вере, а моя вера принадлежит мне. Ибо в первом случае получается, что я – это нечто отдельное от своей веры, а вера – это нечто чужеродное, заставляющее меня исполнять то, что она считает нужным. Я не отделяю себя от своей веры и не воспринимаю её, как нечто чужеродное, не принадлежащее мне. Пророк Магомет, как гласит легенда, пусть и со своей точки зрения, но верно и мудро говорил о том, что каждый человек рождается мусульманином и только потом родители и окружающее общество приводят его к своему вероисповеданию. В более общем смысле: каждый человек рождается верующим в Бога, но позднее родители и общество приучают его к тем религиозным обрядам, которые традиционны для населения данной местности в данное время.
А вот сами представления о Боге могут существенно различаться, находясь в прямой зависимости от конкретного отрезка времени, в котором существует конкретный индивидуум, уровня его знаний об окружающей действительности и сформировавшихся ранее традиций местного населения. И это именно то, что принято называть религией. Религия, а не Бог, требует от человека слепого согласия с определёнными догматами. Верю ли я в Бога? Конечно, да. Обязан ли я при этом верить в догматы тысячелетней (и более) давности? Конечно, нет. Почему? Потому, хотя бы, что человеческие знания об окружающем мире изменились очень существенно, и будут изменяться и далее. Поэтому привязывать свою веру в Бога к определённому уровню человеческих знаний – бессмысленно. Знания изменятся опять, и тогда нужно будет либо опять приспосабливать веру к новому их уровню, либо отказываться от веры вообще. Но дело в том, что я ощущаю присутствие Бога в своей жизни и благодарен Ему за это ежечасно, и люблю Его (не боюсь, ибо в любви страха нет, а именно люблю, чувствуя и Его любовь ко всему сущему, в том числе и ко мне). А поскольку ощущения мои даны мне были с начала моей жизни и сохранились доныне, то не верить им я не могу. Потому, как и все, я в Бога верю. Но, по-своему, в индивидуальном порядке.
Истинная вера в Бога индивидуальна, она не предполагает массового строевого шага, детального слепого исполнения инструкций и указаний, написанных тьму времени назад безграмотными деспотами или кровожадными фанатиками на грани психического расстройства, именуемого видениями, (то есть, не Богом, а обычными людьми). И тут мы плавно переходим к вопросу о так называемых «священных писаниях». Я имею в виду ту религиозную литературу, написанную когда-то реально жившими в своё время людьми, которую принято называть богословской. Не важно, о какой из религий идёт речь, я в данном случае подразумеваю все мировые религии. Письменность создал человек. А, следовательно, все без исключения письменные источники написаны людьми, но не Богом! Почему я это подчёркиваю? Потому что постоянно происходит подмена понятия «Богословие»: богословие – это не слово, сказанное Богом, а слово, сказанное о Боге (и о многом другом тоже) людьми. Сказанное людьми, а не Богом. И точка.
Верю ли я в то, что существовали люди, написавшие богословские книги? Конечно, верю. Верю ли я всему тому, что они написали? Конечно, нет. И именно потому, что всё это писали живые люди, а не Бог. Писали они, исходя из сложившихся к тому времени традиций, из понимания действительности и имеющейся на тот момент уже предварительно неоднократно искажённой другими людьми устной информации о событиях из человеческой истории. Если человек в третьем веке впервые пишет о событиях трёхсотлетней давности, то о какой точности изложения событий может идти речь? Ни о какой. И более того: спросите, к примеру, двух очевидцев одного и того же ДТП о том, что же именно они видели, и вы убедитесь, что даже их ответы никогда не совпадут полностью. У каждого – своё восприятие событий и свой угол зрения на них. И потому, будь человек даже и очевидцем событий 20-ти, 30-ти, 40-калетней давности: о чём-то он будет помнить искажённо, о чём-то и вовсе не вспомнит, а что-то непременно приукрасит, дабы либо оправдать самого себя, либо выгородить тех, кто ближе лично ему.
Доподлинно известно, что четыре канонических Евангелия написаны в разное время, что ближе всего к описываемым событиям написано Евангелие от Марка – самое немногословное из них, где нет ни слова о рождении Христа, детстве или юношестве. Верю ли я в то, что человек по имени Иисус ( или по другому имени, но именно тот, кто подразумевается в Евангелиях) существовал? Да. Верю ли в то, что всё, написанное в Евангелиях о нём – правда? Нет. Начнём с того, что эти четыре описания не соответствуют друг другу уже изначально. И среди того общего, что в них действительно есть, присутствуют очевидные дописки и приписки, от едва заметных, сделанных достаточно изощрённо, до грубых и явных. Например: было ли у Христа 12 апостолов-учеников? Никогда не было. Максимум – пять-шесть. А то и всего четверо. Дописали? Дописали. Не верите? Значит, вы не читали ни одного Евангелия. Это из них – очевидно. О живших людях в текстах есть какие-то данные. А никогда несуществовавшие – были грубо добавлены теми, кто эту историю записал: просто перечислены списком, вставленным в текст по указанию заинтересованных лиц.
Большинство верующего населения уверено, что Иисуса в ночь ареста искали римские солдаты. Никогда они его не искали. Читайте первоисточники внимательней. Большинство уверено, что Иисуса предал Иуда, вернее, продал , даже сумма известна. А я убедился в обратном: единственный, кто не предал Иисуса, но сражался и погиб за него – его самый любимый ученик – настоящий герой и бессребреник - Иуда Искариот. Почему же всё время утверждается обратное? Потому что Евангелия писали люди, писали гораздо позже и писали в угоду тому, кому это было нужно. Обратите внимание: кто из апостолов извлек из казни Христа максимальную выгоду? Кто вскоре вдруг так разбогател, что купил себе римское гражданство и уехал в Италию? Разве Иуда? Нет, конечно… О ком, единственном из своих учеников Иисус при жизни заявил, что он трижды отречётся от него? О ком он прямым текстом, без притч и намёков конкретно заявил «уйди от меня, Сатана»? Разве об Иуде? Нет. Не о нём. А о совершенно другом человеке.
Учение ли Христа стало причиной столь скорой расправы над ним? О чём бы он ни проповедовал, в ярость толпу горожан привели не слова и мысли, а деяния, иначе, почему было с таким всеобщим ликованием встречать за семь дней до ареста проповедника Иисуса, вошедшего в город? И для чего было среди ночи выяснять его личность, если ранее каждый горожанин видел его, слышал и прекрасно знал, кто он и как он выглядит? Не задумывались? А всё очень просто. Иисус выгнал из храма торговцев, он ударил по самому дорогому для множества местных людей – по карману, потому что с храмовой торговли кормилось полгорода. Именно поэтому толпа легко простила разбойника Варраву, а Христа не простила. И не простила бы ни за что, он же оставил их без средств к существованию! И потому – никто ночью в Гефсиманском саду не задавал глупого вопроса «кто тут из вас Иисус?». Они прекрасно знали его в лицо. Задавали совсем иной вопрос: «Кто с ним?» Кто за него? Кто считает так же, как он, что торговля в храме должна быть запрещена? Это нужно было выяснить немедленно. И это было выяснено: самый бесхитростный и самый молодой из учеников - Иуда встал рядом с учителем, встал на его защиту и тут же погиб от руки раба.
Кстати, обратим внимание на такой фрагмент Евангелия, который упоминается во всех четырех его версиях:
«И вот, один из бывших с Иисусом, простерши руку, извлек меч свой и, ударив раба первосвященникова, отсек ему ухо. Тогда говорит ему Иисус: возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут; или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов? как же сбудутся Писания, что так должно быть?» (От Матфея 26: 51-54)
Один из учеников Христа ударил одного из пришедших арестовывать Иисуса мечом и отсёк ему ухо. Что из этого следует ожидать далее? Естественными реакциями на такое действие могли бы быть либо арест напавшего, либо его немедленное убийство. Что бы там ни произносил Иисус, но напавшего - ни оставить в покое, ни внезапно забыть о нём, было невозможно. Не для того они пришли, чтобы терпеть нападения. Однако, из дальнейшего текста читатель ничего более об этом инциденте и его последствиях не узнает. Почему? А всё просто: потому что вступившимся за Христа был тот самый Иуда, которого следовало оболгать, приписав ему и собственное предательство, и собственную трусость. Именно этим и объясняется такая противоречивость фрагмента. Действие есть, а противодействия как бы нет. Именно – как бы. На самом деле как раз в этот момент Иуду и убили. Не за предательство, а за преданность. И именно его смерть настолько устрашила остальных учеников, что те попросту разбежались. Только это толкование данного фрагмента сразу расставляет всё на свои места. И всякая недосказанность исчезает. Почему всего этого нет в тексте? Потому что текст составляли те самые сбежавшие ученики. Или с их помощью. Или с их подачи.
Остальные испугавшиеся апостолы немедленно разбежались. И этот свой позор позднее в Евангелиях переиначили в свою пользу! С помощью лжи на мёртвого. Ему-то уже всё равно, а им надо как-то жить, семьи свои кормить…
В предыдущем абзаце мной приведены лишь краткие выводы из многолетнего тщательного изучения и сопоставления Евангелий и сопутствующей богословской и научной литературы. Однако, вся эта литература – ныне лишь часть истории человеческой цивилизации. С этой точки зрения – Богу Богово, человеку – человеческое. Я никого не осуждаю. Люди верят так, как могут. Но зачем я живу? Зачем все мы? Можно ли достичь истины в этом простом вопросе бытия? Существуют ноль и бесконечность. Это знают все. Однако, ни того, ни другого человек достичь не в состоянии, а значит, есть Бог, есть то, что неисчислимо и бессмертно. Остальное – не важно. Главное, что Он есть – Тот, Кто любит и утешает каждого...
Тому, кто хотел бы подробнее ознакомиться с этой темой, я могу посоветовать почитать «Исповедь» Льва Николаевича Толстого
My Webpage

Однажды ночью собрались в самом тёмном месте страхи, решили повеселиться, испугать кого-нибудь. Только начали искать подходящего человека, как смотрят: один человек сам к ним подходит. Спрятались они в засаде, ждут, чтобы ближе подошёл.
И только он подошёл, как выскочили они отовсюду, набросились на него. Заметил их человек, начал каждого разглядывать – внимательно так. Потом вздохнул, встал на колени и вокруг себя в потёмках руками по земле водит. Страхи от удивления забыли, зачем собрались, спрашивают человека: «Что случилось? Может, помощь нужна? Ты что, нас не боишься, что ли? Или не узнаёшь?»
«Да, как вас можно не узнать? Узнал, только собрался хорошенько испугаться, вас порадовать, как понял, что страх потерял. Вот, ищу теперь… Куда он подевался? Вы не видели?»
«Что за ерунда такая? Как это – потерялся? А как он выглядит?»
«Мой-то страх лучше всех выглядит. Во-первых, он мой. Во-вторых, красивый. Глаза огромные. Волосы торчком. Голосище за версту слышно. Найдёте – сразу узнаете». Начали они вместе потерю искать. Долго искали. Всю ночь до самого рассвета. Очень старались. Всё облазили. Не нашли. Наступил рассвет, и улетучились ночные страхи.
Стоит человек, смотрит, как солнышко просыпается, и смеётся. Не терял он ничего. Не было у него никакого страха. Сказки всё это.

Однажды на человека напала тоска. Терпел он её недолго: написал жалобу на тоску в местный суд.
«Верховному судье от потерпевшего Жалоба. Вчера среди бела дня на тропинке возле кладбища на меня напала тоска. Ею мне были нанесены многочисленные психические травмы, последствия которых до конца ещё неизвестны. Размер морального ущерба подсчитывается. Нападение было столь внезапным, что особых примет я не разглядел, но предположительно – тоска была маскировочного зелёного цвета. Живёт, по слухам, в норе возле тропинки. Прошу разобраться и принять меры. Подпись: Человек. Дата: сегодняшняя».
Выехали на поимку тоски. Долго отлавливали. Тоска отбивалась, выскальзывала из рук, кричала, что не виновата, что он сам на неё наступил, когда она мирно грелась на солнышке возле норы. Не помогло. Схватили, привязали к палке о двух концах и приволокли в суд.
Увидел человек тоску, в каком она теперь положении, пожалел её, забрал свою жалобу, извинился перед всеми и попросил отпустить тоску. А пока её отвязывали да отпускали, человек принёс ей букет цветов. Увидела тоска букет, застыла от удивления и вся расцвела. Нет больше тоски, а дерево счастья – есть.

Однажды, в древней пустыне появились двое: человек и его тень. Зачем они здесь и куда идут: спросить было некому. А им некогда было думать о том, потому что они отчаянно спорили: кто из них важнее на земле. От этих споров пустыня морщилась барханами, а солнце краснело и уходило за горизонт. И чем быстрей уходило солнце, тем крупней становилась тень, и мельче казался себе человек. Потом тень растворялась в ночной тьме, в которой человеку не было видно куда идти. И тогда он ложился спать ...
Человек лежал на земле, пытаясь заснуть, смотрел на звёзды и думал: а есть ли он вообще, и где сейчас его тень, которая вечно спорит?
Затем появлялась луна, а вместе с луной возвращалась тень – бледная, испуганная, рассказывала, как она едва не пропала в темноте, и просила никуда её больше не отпускать потому, что она не выносит одиночества. Они долго шептались о чём-то, глядя на луну, и незаметно засыпали.
Затем наступало утро, и всё повторялось до тех пор, пока они оба однажды не исчезли вдали. Некоторое время в песках ещё виднелась неглубокая цепочка человеческих следов, а следов тени совсем не было видно. Ветер в такое не верил: они же были вдвоём! Он так тщательно искал следы тени рядом с человеческими, что вскоре не осталось совсем никаких…
Только солнце знает, куда они ушли. Только пустыня помнит, о чём они шептались ночами.

Краткое наставление для правильных женщин

Каждому хочется, чтобы его желания исполнялись. Поэтому многие занимаются поисками благоприятных потоков энергии ци для того, чтобы использовать их себе на благо. Главное в таких поисках: найти правильный феншуй и оградить себя от неправильного. Нужно запомнить, что правильному феншую необходимо понравиться настолько, чтобы он сам захотел у вас остаться. И ещё: не забывайте, что от правильного феншуя могут быть дети. Впрочем, и от неправильного тоже, но, поскольку этот вариант нежелателен, то рассматривать его мы не будем.
Итак, предположим, вам встретился некий феншуй, но вы пока не знаете: правильный он или не очень. Это легко проверить: визуализируйте свои желания на листочке бумаги, напишите прямо и честно обо всём, что вы не имеете, но хотели бы иметь. Проставьте реальные сроки, учитывая реальные возможности феншуя. Сопроводите ваши пожелания яркими запоминающимися рисунками или фотографиями. Разместите этот листок бумаги (или плакат – в зависимости от количества желаний) в самом видном месте вашего жилища. Пригласите потенциального феншуя к себе в гости. Если феншуй обратит внимание на ваш транспарант с заветными желаниями, уже хорошо. Если нет – это не ваш феншуй, ищите другого.
Не прерывайте контактов с феншуем, обратившим внимание на ваш рекламный щит с пожеланиями. Если через некоторое время какие-то из желаний благодаря этому феншую вдруг начнут сбываться, значит, вы на верном пути! Но не снижайте давления: при настоящем правильном феншуе желания должны сбываться не частично, а полностью!
И только тогда, когда вы убедитесь в этом окончательно, смело принимайте решение: выходите замуж за правильного феншуя и пользуйтесь им всё оставшееся ему время. Совет да любовь!

Когда-то, уже давным-давно, жили в Баку два товарища, два ровесника: Ильяс и Гурген. Ильяс был деревенским азербайджанцем из старинного села на берегу реки Куры, а Гурген – родился жителем города, в котором и вырос. После окончания школы Ильяс приехал в Баку и поступил в институт одновременно с Гургеном.
Очень они разные были. Ильяс – молчаливый, сосредоточенный, слова лишнего не вытянешь, говорит тихо, а Гурген – шумный, громкоголосый, юморной, без шутки минуты не проживёт. Но сдружились они как-то сразу, с первого дня, пока экзамены вступительные сдавали. Именно Гурген был первым, кто показал Ильясу самые красивые места приморского города, который знал с детства, что называется «с закрытыми глазами». И в общежитие их поселили в одну комнату. На студенческую стипендию особо не пошикуешь, жили скромно, всем, что есть, делились друг с другом: и хлебом, и нитками, если что-то подшить надо было. И с девушками вместе знакомились, и женились почти одновременно. И квартиры от завода в один год получали. И дети у них почти одновременно на свет появились: у Ильяса – сын, у Гургена – дочка. Потом у Ильяса – опять сын. У Гургена – опять дочка. И в третий раз – то же самое.
Приходит Гурген с женой в гости к Ильясу, просит того на гитаре сыграть, тряхнуть студенческой юностью. Ильяс поручает своей жене принести ему ту самую гитару и играет, а Гурген поёт, громко поёт, совсем неправильно, но зато жизнерадостно: «Мы с тобой два берега у одной реки-и-и!». И все смеются, понимая, что пусть и неправильно, но ведь от всей души. Потом, уже без гитары, за столом с чаем и сладостями пели поочерёдно оба. То Ильяс – на азербайджанском напевал «Сары гялин», то Гурген – по-армянски «Ов, сирун, сирун». И ещё, и ещё песни вспоминали. Подолгу сидели.
Приходит Ильяс в гости к Гургену, просит того шахматы достать. Гурген достаёт шахматную коробку, они расставляют фигуры и начинают партию. А жена Гургена тут же приносит шахматистам ароматный чай в стаканах-армуды. И, обязательно, - сахарницу с кусочками наколотого щипцами крепкого сахара. Ильяс долго думает над каждым ходом, у Гургена терпения не хватает, он делает ошибку, потом вторую и, наконец, сдаётся, шумно, но как-то по-доброму, возмущаясь медлительностью соперника. А тот, довольный такой, смеётся в ответ. Потом они начинают обсуждать нюансы всесоюзного чемпионата по футболу. Один – болеет за «Нефтяник», другой за «Арарат», но за сборную переживают и болеют оба одинаково…
Прошли годы. Наступили странные тяжкие времена. В городе стало тревожно. Появились беженцы из дальних горных азербайджанских деревень – голодные, жалкие, бесприютные, с детьми, одетые кое-как, некоторые – со следами побоев. Вскоре начались погромы городских армян. Пролилась невинная кровь. Всюду чувствовалось незримое присутствие смерти.
Однажды поздно ночью в квартиру Ильяса кто-то тихо, но настойчиво постучал. «Странно» , - насторожился Ильяс, – «Звонок же работает. Почему стучат? И почему так тихо?» Жена проснулась и встала, чтобы открыть дверь, но Ильяс решил сделать это сам. За дверью стоял Гурген, бледный, как полотно. За его спиной виднелись его плачущая жена в ночной сорочке и наспех накинутой шерстяной шали и три испуганные дочки. Гурген и Ильяс посмотрели друг другу в глаза. Обоим всё было ясно. Ильяс знаком пригласил несчастных в дом. Следующие два месяца пятеро армян жили в семье Ильяса. На улицу не выходили. Жена Ильяса готовила им еду вместе с женой Гургена. Ильяс делился с ним всем, что было в доме, так же, как они оба делали это в юности, когда жили в общаге.
Эта история закончилась вроде бы благополучно. Гурген и его семья не пострадали, окольными путями им удалось выехать в Ереван. Но Гурген был бакинцем до мозга костей и не смог привыкнуть к новым местам обитания, он очень изменился, перестал шутить, начал часто и серьёзно болеть, и, однажды, не проснулся: может, вспомнил во сне свой Баку и… сердце остановилось.
Когда Ильясу сообщили об этом, он молча вышел на балкон, закрыл за собой дверь и не выходил несколько часов. Плакал ли он там в одиночестве или просто не мог говорить, об этом никто теперь не узнает. Нет больше Ильяса. Он ушёл вслед за своим другом туда, где уже никто и ничто не помешает их вечной дружбе и любви к той мирной добродушной жизни, о которой когда-то пели они оба на своих родных языках.

Когда смотришь на землю с высоты облаков, многое начинает видеться совсем иначе. Еще раз убедился в этом сегодня. Мы летели на Русскую Речку. Есть такое место на земле. Две могучие северные реки промелькнули под нами: Пур и Таз. Широкие реки, капитальных мостов в нашем краю через них нет, только понтонные. Когда начинается ледоход, понтоны снимают, и связь с теми, кто живёт за ними, остаётся только воздушная. Таз в районе устья разливается на сорок километров. Сложно построить мост на такой реке.
Изгибы и петли притоков Пура и Таза – от малых тундровых ручьев до вполне приличных «речек» величиной с Оку и Москву-реку образуют прихотливые неповторимые рисунки на поверхности земли. Рассматривать их – всё равно что читать узоры на человеческих пальцах: ничто и нигде не повторяется. Каждая жизнь и каждая судьба уникальна. В том числе и жизнь каждой реки, каждой речки, каждого озера. Кстати, заметил остатки снега, прячущиеся в узких каньонах небольших тундровых речек. И это несмотря на то, что июнь уже на исходе!
Мы летали довольно долго, и потому вертолет завернул на дозаправку в поселок Тазовский, встретивший нас дождём и превеликим обилием комаров. На Севере любят расцвечивать дома яркими красками, как бы компенсируя этим недостаток солнечного света зимой, ну, и настроение улучшая, соответственно. Я бывал в Тазовском раньше и потому имел сегодня возможность заметить некоторые изменения к лучшему: появились новые дома, новый церковный храм, всюду заметны стройки, вертолётных площадок как минимум две…
Но самое главное я заметил потом, когда винтокрылая машина направилась в обратный путь. Потрясающие отражения неба в озёрных и речных зеркалах. Небо в них было – серебряное! И серебро это постоянно, как живое, меняло свои оттенки. Я успел заметить профиль серебряного дракона на зеркале реки, серебряные очертания лиц юноши и девушки, замерших, словно перед поцелуем, серебряного одногорбого верблюда… Серебристый переменчивый цвет оживлял их черты. Это небо отражалось на воде. Солнца после дождя сквозь облака было не видно, но свет его пробивался тысячами серебряных нитей и играл в воздухе, словно струны волшебной небесной арфы. А потом с неба явился серебристый мерцающий луч, похожий на некий перст, и протянулся до самой земли. Нежно и так трогательно, как это бывает только тогда, когда кто-то очень любит тебя.

Сегодня я летал над тундрой на «попугае». Не помню, кто именно дал такое довольно-таки меткое прозвище нашему северному трудяге-вертолёту МИ-8, раскрашенному примерно на три части тремя красками – красной, чёрной и ярко-жёлтой, но впервые услышал я это вертолётное прозвище несколько лет назад возле Тазовского вертодрома в ожидании посадки в «арго». Тоже Ми-8, но бело-синего окраса. Встречались мне оранжевые винтокрылые машины – в Эвенкии, бело-голубые – на Ямале, и «попугаев» видел, но летать на них ещё не доводилось.
Около восьми утра мы, специалисты разных профессий, связанных с бурением скважин и надзором за их состоянием, собрались на новом вертодроме, к которому еще нет асфальтовой дороги, зато много отсыпанного рыхлого песка. Практически без ожиданий после проверки мы прошли по вертолетной площадке к своему «попугаю» в сопровождении работницы аэропорта и сели в него.
Красной краской окрашена задняя, хвостовая половина корпуса. А следом, в районе выхлопной трубы – черная краска. Ясно, что на таком фоне дольше не будет видно безобразной копоти от выхлопов, которая при любом ином окрасе сразу же бросается в глаза. Удачная идея. А ярко-желтый цвет передней части корпуса сразу же выделяет эту машину в ряду других. Впрочем, на этом вертодроме «попугаев» было больше всего. Хотя одна «белая ворона» там всё же имелась. Ну, и один – геликоптер. Так я называю вертолеты явно иностранного производства: без хвостового пропеллера, зато с двумя винтами один над другим. Мне они в профиль напоминают летающие бесхвостые чугунные утюги из фильма «Кин-дза-дза». Геликоптеры – американское изобретение, но с русскими корнями, поскольку их тоже изобрел русский – Игорь Иванович Сикорский. Он вообще-то, много чего изобрёл: первый в мире четырехмоторный самолёт «Русский витязь», пассажирский самолёт «Илья Муромец», трансатлантический гидроплан, философствовал много, книги писал… Ну, и вертолёты – заодно уж – придумал.
И вот полетели мы на «попугае» куда глаза глядят. А глядели они у всех на нашу любимую землю-тундру. Земля сверху, с неба, прекрасна в любое время года, но летом смотреть на неё гораздо комфортней. Можно, не кутаясь в тёплой одежде, раскрыть иллюминатор, вдохнуть свежего встречного ветра и любоваться яркой июньской травой в окаймлении белесого ягеля, белыми лебедиными парами и чайками на синих озерах, нежно-зелёным пушком на лиственницах… Кстати, всё-таки почему именно «попугай»? Может быть, оттого, что ярко-жёлтый перед вертолёта чем-то неуловимо напоминает жизнерадостную расцветку бразильского национального флага и огромный жёлтый нос чёрного дятлообразного тукана из тех же мест? Однако, тукан – не попугай, а скорее экзотический дятел.
Мы пролетели вдоль извилисто-песчаной реки Седэяха с мохнато-зелёными берегами и вскоре добрались до Ямсовея – речки, возле которой жило семейство медведицы Михалны. О ней я прежде уже рассказывал. Может, и сейчас живёт, но сегодня я её там не разглядел. Возле цепочки озёр Пырейяганто, где вертолётная наша команда сгоряча не разглядела старую скважину, увлекшись лицезрением новой, чуть было не вышел конфуз.
Перед полетом я составил маршрут, в котором последовательно было перечислено с какой на какую точку следует перелетать. Название точкам вертолетных посадок я задал по номерам тех старых скважин, которые следовало посетить, дабы комиссионно убедиться в их целости и сохранности. К сожалению, в списке, который передали лётчикам, номера скважин были перечислены так, как их обычно перечисляют в арифметике: от меньших чисел к большим. А на земле-то они расположены совершенно не в такой последовательности и., если слепо следовать ей, то нам пришлось бы хаотично метаться от точки к точке в совершенно противоположные стороны. Но лётчики не знали об этих тонкостях и, вместо того, чтобы сесть на ближайшую нужную нам точку, бодро направили воздушную машину к самой дальней… чтобы потом с неё полететь обратно, а потом ещё и ещё раз – в разные стороны. Так летать, между прочим, никакого горючего не хватит.
Пришлось срочно вмешаться и скорректировать маршрут следования. Мужики оказались понятливыми: упираться не стали. Ценю. Такое понимание, к сожалению, в полётах встречается не у всех экипажей. Иной раз, бывало, приходилось отстаивать свою точку зрения достаточно горячо и долго. Но, к счастью, не в этот раз, не в «попугае».
Мы пролетали над замечательными северными речками с удивительными ненецкими названиями: Малхойяха, Нюдя-Есетаяха, над десятками более мелких ручьёв и безымянных озёр и над загадочным одиноким тёмно-зелёным холмом-булгуняхом. Холм этот на самом деле, как я читал о нём в научной литературе после первой встречи с этим явлением, вовсе и не холм, а настоящий вулкан! Только не огненный, а ледяной внутри…
И всюду видели мы, что земля наша – неповторима и прекрасна. «Попугай» отработал воздушную смену на совесть и вернул нас с облаков на эту самую землю, которой мы только что любовались. Спасибо тебе, небесный трудяга. Мы ещё вернёмся к тебе. Мы с тобой ещё полетаем!

Болото начиналось неподалёку от железнодорожной насыпи, уныло растянувшись вдоль неё на несколько вёрст. Было оно покрыто неглубокой водой, лишь местами до колена, а чаще – чуть выше щиколотки. Ходить в сапогах – можно, а вот лежать – неприятно и неудобно, особенно, если головы не поднять. Поднимать же головы немецким солдатам было смертельно опасно : местность открытая, окапываться негде, да и не особо окопаешься в воде под пулеметным огнём.
На небольшом островке- взгорке посреди болота аккуратно, скупо, но метко работал пулеметный расчет, состоявший из двух пареньков, прикрывавших отход своего партизанского отряда, только что удачно завершившего подрыв железнодорожного полотна на протяжении почти двух километров. Позади взгорка начиналась уже настоящая непроходимая топь, и потому окружения ребята не боялись. Топяное болото (зыбун) образовалось на месте озера, заросшего камышом с редкими открытыми местами-окнами, затянутыми сверху яркой зеленью плавучих растений. Ребята надеялись на заранее изготовленные два трехметровых шеста с рогатинами на концах и болотоступы , из согнутых петлями длинных гибких веток, оплетенных крепкими веревками. А ещё – на свою смекалку. Смышлёный худенький Ринат за день до начала операции случайно высмотрел лося, пробиравшегося через болотную топь. Он помнил, как отец рассказывал ему о том, что лучше всех в болотных премудростях разбираются именно лоси: обычно они знают, где можно пройти и не провалиться. Ринат приметил лосиную тропку и рассказал о ней командиру и Феде Кудашову – своему другу и второму номеру по пулеметному расчету.
Федя – крепыш-увалень, смотревшийся рядом со своим хрупким напарником чуть ли не богатырским медведем -мордвин. Он и имя-то своё по эрзянски произносит: Кведор. Смешливый Ринат не раз подначивал его: «Ну-ка, скажи ещё раз, как тебя правильно зовут? По-вашему?» «Кведор» - нехотя произносит приятель, и - Рината снова потряхивает от еле сдерживаемого смеха.
Поначалу немцы шли на них смело, по-хозяйски. Однако, вскоре вынуждены были пробираться ползком, то и дело, теряя товарищей по оружию. После того, как на насыпи появилась пара пулеметов, они вновь осмелели и кто-то из них даже крикнул на ломаном русском языке: «Эй! Рус! Ставайс!»
Федя не выдержал такой наглости, сложил свои лапищи рупором и крикнул в ответ: «Русские не сдаются!» Ринату стало смешно: «Федька, ты – мордвин, я – татарин, а они нас с тобой, чертей русских, сдаться просят!» Оба расхохотались. Через пару минут один немецкий пулемет замолчал навсегда, а другой - скрылся от греха подальше за насыпью.
Потеряв несколько десятков солдат ранеными и убитыми, немцы прекратили атаки. Так дальше продолжаться не могло. Все понимали, что с наступлением темноты пулеметчики непременно попытаются скрыться точно так же, как ушёл от преследования прикрываемый ими отряд партизан. И немецкое командование непременно найдёт виновных из числа тех офицеров, которые не выполнили свой немецкий воинский долг.
«Мы для них – русские, Ринат. Мы все тут – русские. Все, кто бьёт врага. Пусть боятся» - произнёс Фёдор, всматриваясь в затихшую железнодорожную насыпь. «Пусть» - кивнул в ответ, посерьёзнев, Ринат Гареев и вдруг добавил: «После войны буду в институт поступать. На зоотехника. Коней шибко люблю». «Да, нам бы сейчас лошадь не помешала, жалко пулемёт бросать. Однако, через болото нам Максима не перетащить… Эх…» - отозвался Федя и слегка прикоснулся, словно хотел погладить да застеснялся, к стволу пулемета.
Вдруг послышался резкий свистящий звук, почти следом - на болоте, позади ребят, раздался взрыв. Мины. Немцы подтащили к насыпи с другой стороны несколько миномётов и начали методично обрабатывать минами пулеметный взгорок и всё вокруг него. Обстрел продолжался около двух часов. На взгорке не осталось живого места. Немцы осторожно цепью пошли вперёд. Взгорок молчал. Первыми добрались до него два автоматчика и молодой обер-лейтенант. Возле развороченного «максима» неподвижно лежало два тела. Офицер закурил. Один из солдат, недавно потерявший в бою приятеля, носком кованого сапога начал яростно пинать тела лежащих. Внезапно они со стонами зашевелились. Пинавший от неожиданности отскочил в сторону и тут же пустил автоматную очередь в Федора Кудашова, наверное, от того, что тот был крупнее. «Не стрелять!» - закричал офицер, отбросив сигаретку. Один из двоих партизан был уже точно – мёртв, но оставался второй. Он наверняка знает местонахождение партизанской базы, поэтому он пока что нужен живым. Потом – будет не нужен. Но – это потом. Не сейчас. Обер-лейтенант приказал доставить пленного в деревню, в свой штаб. Там у него был переводчик.
Допрос с пристрастием продолжался несколько часов кряду. Ни на какие вопросы своих истязателей пленный так ничего и не ответил. Ни на какие - кроме одного. Но именно этот ответ взбесил их окончательно. «Wer bist du? Кто ти?! Кто ти есть?!» - осатанев от злости и нетерпения, перебивая переводчика, снова и снова орал обер… И - снова слышал (пока пленный ещё мог говорить), как сплёвывая кровь и глядя куда-то мимо него узкими азиатскими глазами, невысокий смуглый паренёк упорно повторяет: «Я – русский…»
И он, немец, понимает – почему. Понимает, почему тот так говорит. И он понимает, что проиграл, напрочь проиграл этому хлипкому азиату, этому мальчишке - всё: и железную дорогу, и бой, и свою карьеру, и войну. Здесь проиграл, в этой русской пленной избе, на глазах у своих солдат.
Истерзанное мертвое тело сбросили в овраг… Но чьи-то незнакомые добрые руки вызволили его оттуда и схоронили в тихом невидном с дороги месте, возле самого леса у одинокой березки, на которой кто-то нацарапал детскими ломаными буквами краткое непобедимое ёмкое слово: РУССКИЙ.

Загоскин…Что лично для меня значит эта фамилия? Почему для меня, живущего в Сибири и работающего на Крайнем Севере, за тысячи вёрст от Пензы, она – не пустой звук и не чужая история? Начну с того, что детство моё, начиная с той самой его поры, которая остается в памяти человека, пока он жив и именуется первыми детским воспоминаниями, прошло неподалеку от села Загоскино – в соседней Ермоловке. Появилась она в начале 18 века как имение Михаила Васильевича Ермолова, в 1710 году у него 9 дворов. К 1864 году в селе работали винокуренный завод, 4 поташных завода, 4 маслобойки (конопляное масло), мельница, к 1877 году открылось 2 лавки. В том же 1710 году появилось и первое известное упоминание о селе Загоскино. В статье Холмогоровых «Материалы для истории, археологии, статистики и колонизации Пензенского края в XVII и XVIII ст.» ( «Юбилейный сборник Пензенского Губернского Статистического Комитета», 1 июля 1901) говорится: «В деревне Загоскине за Афанасием Ивановым Дубасовым и Никифором Ивановым Загоскиным 2 двора помещиковых с 11 человек обоего пола деловых; в 1710 году было деловых 12 человек и 1 двор крестьянский с 4 чел.». Недалече оно – на горке стоит. В Загоскинскую сельскую школу ходила когда-то в юности моя матушка. А в Ермоловке жил я в доме моих татарских деда и бабушки: бабая и аби.
За воздухом звонким, как песня,
В край светом объятых берёз,
К бабуле в деревню под Пензой
Мой дед меня в детстве привёз.

Я помню тот сказочный поезд
И розвальни-сани, и снег,
Сугробы по грудь и по пояс,
И конский размеренный бег,
Синичек под тёплой застрехой,
С геранью и печкою дом…

Куда бы я после ни ехал,
А помню всё время о том.
Конечно, тогда ещё слышал я разные истории о барском доме, например, о задушенной во время пугачевской смуты загоскинской барыне. А вот о русском морском офицере, путешественнике, литераторе, исследователе Аляски и общественном деятеле Лаврентии Алексеевиче Загоскине по малолетству своему я ничего не знал. Но, как и многих детей, с той поры, как научился читать, именно в тех краях душу мою впервые начали волновать смутные мысли о далеких и таинственных путешествиях, о кладах, зарытых разбойниками где-то возле речки Пензятки. И первый в жизни собственноручно сколоченный плот спустил я на воду там же, неподалеку от села Загоскино… О самом Лаврентии Загоскине, истории его рода и о его путешествиях узнал я много лет спустя и, дабы не отвлекать внимания читателя, все ссылки на материалы, упоминаемые ниже, даю в конце своего повествования.
Загоскины, один из древнейших коренных дворянских родов Пензенской губернии. Род свой Загоскины вели от татарина Шевкала, прибывшего в 1472 г. из Золотой Орды на службу к великому князю московскому Ивану III и за верность жалованного поместьями в Обонежской пятине. При крещении Шевкал получил имя Александра Айбулатовича и сохранил прозвище Загоска, как называли лесную кукушку. Позднее это прозвище превратилось в фамилию Загоскины. Почти все Загоскины были военными. Родовое имение на Пензенщине было пожаловано в 1693 г. предку Загоскина - стольнику Дмитрию Федоровичу - царями Иваном и Петром Алексеевичами «за службы предков, и отца его, и его, которые службы и ратоборство и храбрость и мужественное ополчение и крови и смерти предки его, и отец его, и сродники, и он показали в войну в коруне польской и в великом княжестве литовском до перемирного в Андрусове постановления». Земли в Пензенском уезде были выделены Загоскиным в 1700 и 1704 годах.
Дмитрий Федорович Загоскин, воевода в Нерехте в 1684 году, стольник в Крымском походе 1687 года, и его сын Алексей имели земли в нескольких губерниях, в том числе и в Мокшанском, Городищенском, Чембарском и Пензенском уездах Пензенской губернии. Загоскины занесены в 6-ю часть родословных дворянских книг Московской и Пензенской губерний. С ними в родстве состояли древнейшие знатные фамилии: Охлебены, Хомяковы, Ступишины, Мертваго, Сабуровы, Мартыновы. В роду было много сухопутных и морских офицеров, военных инженеров, ученых, высших чиновников и один писатель. Представители рода избирались губернскими и уездными предводителями дворянства, служили в земстве. Прадед путешественника - Лаврентий Алексеевич(умер до 1764 года), в честь которого мальчик получил свое имя, - сражался под знаменами Петра под Нарвой. Петр был посажёным отцом на его свадьбе с М.А. Эссен, дочерью пленного шведского генерала и благословил молодых образом, который долгое время хранился в семействе Загоскиных. Два сына Лаврентия Алексеевича стали основателями больших ветвей рода.
Прежде, чем перейти к тем далеко не полным сведениям о жизни великого путешественника Лаврентия Алексеевича Загоскина, с которыми мне довелось ознакомиться, хотелось бы упомянуть с благодарностью в сердце о других членах славного загоскинского рода, премного способствовавшего укреплению и процветанию нашей России.
Прадед Лаврентия Алексеевича, чьим полным тёзкой волею своих родителей он стал, служил в Троицком драгунском полку и был удостоен монаршего внимания. Его сын, Николай Лаврентьевич имел четырех сыновей и двух дочерей. Отцом морского офицера, известного исследователя Аляски Лаврентия Алексеевича стал Алексей Николаевич(1771 — до 1846).
Троюродный брат нашего Лаврентия Алексеевича – Михаил Николаевич Загоскин (1789 – 1852), уроженец села Рамзай Мокшанского района Пензенской области, русский писатель, драматург, автор исторических романов, директор московских императорских театров и оружейной палаты, действительный статский советник.
Яков Николаевич Загоскин(1813 — 7.04.1855, Севастополь) – герой Крымской войны, павший на защите Отечества, полковник, командир10-й артиллерийской бригады, начальник 4-го бастиона Севастополя. Умер от ран.
Николай Павлович Загоскин (1851 – 1912) – с 1906 по 1909 годы ректор Казанского университета, в котором с 1875 по 1911 годы преподавал историю русского права, автор более 30 работ, в том числе многих популярных очерков. Основатель, издатель и редактор газеты «Волжский вестник», с которой сотрудничали В.Г. Короленко, Д.Н. Мамин-Сибиряк. Профессор Загоскин подарил пензенской Лермонтовской библиотеке множество книг.
Другой из сыновей любимца императора Петра Первого – Михаил Лаврентьевич стал основателем второй ветви рода Загоскиных. Его сын – Николай Михайлович Загоскин (1761 — 1824) служил в лейб-гвардейском Измайловском полку, в 1783 году отставлен подпоручиком по болезни, в 1788 году женился на Н.М. Мартыновой. Жил Николай Михайлович в родовом имении в селе Рамзай, а после - в Петербурге, где у Загоскиных бывали И.А. Крылов, В.А. Жуковский, Ф.Ф. Вигель и князь И.М. Долгорукий, посвятивший Наталье Михайловне стихотворение «Воспоминание в Рамзае».
Этот перечень выдающихся представителей загоскинского рода можно продолжать и продолжать ещё долго…
Однако, вернемся к герою нашего повествования, но с одним условием. На двух эпизодах из большой и богатой событиями жизни Лаврентия Алексеевича Загоскина – на пожаре парохода «Аракс» и на самом путешествии по Аляске я останавливаться и увязать в подробностях не стану, поскольку именно эти эпизоды описываются историками чаще всего, а вот обо всем остальном сведения в прессе упоминаются не так часто.
Итак, по одним сведениям родился Лаврентий Алексеевич 19 мая (по старому стилю) 1808 г. в селе Николаевка Пензенской губернии. По другим – там же, но 21 мая (по старому стилю) 1808 г. Эта дата рождения Л. А. Загоскина установлена научным сотрудником Пензенского областного архива С. Г. Кузнецовым, выявившим ряд интересных документов к биографии путешественника. Отец его, Алексей Николаевич Загоскин (1773 - до 1846 гг.), секунд-майор, дворянин, незадолго перед тем оставивший военную службу, жил в родовом поместье, принадлежавшем к тому времени его старшему брату, моршанскому городничему. Мать, Фекла Петровна Загоскина, умерла в 1813 году, когда Лаврентию было всего пять лет.
Николаевка (Никольское, Знаменка, Александровка) Пензенского района Пензенской области - русская деревня, ныне Богословского сельсовета, в 7 км к юго-западу от него, на правом крутом берегу речки Вязовки, родина Лаврентия Алексеевича Загоскина, автора книги «Пешеходная опись части русских владений в Америке, произведенная лейтенантом Лаврентием Алексеевичем Загоскиным в 1842, 1843 и 1844 годах», удостоенной в 1849 Демидовской премии. Существует она и по сей день. На первое января 2004 года в Николаевке было 89 хозяйств и 193 жителя. Основана Николаевка между 1721 и 1747 годами коллежским асессором Лаврентием Алексеевичем Загоскиным (Загосткиным). Крестьяне переведены из деревень Загоскино, Тенево Керенского уезда и его вотчин Вологодского и Галицкого уездов. В 1782 году селом уже владел Николай Лаврентьевич Загоскин. К 1864 году (еще при жизни Л.А. Загоскина) в Николаевке имелись каменная церковь во имя иконы Федоровской Божьей Матери, построенная в 1814 году, овчарня для выведения лучших пород овец, мельница. В 1894 году работала земская школа. После 1864 года в черту села вошла деревня Знаменка. В конце 19 века Николаевка - в составе Дурасовской волости. Храм во имя Федоровской иконы Божией Матери - построен в 1814 г. на средства надворного советника Василия Николаевича Загоскина при священнике Кирилле Федорове, рукоположенном в 1801 г. из студентов богословия. Храм – каменный, с приделами во имя свт. Василия Великого (правый) и свт. Димитрия Ростовского (левый). Каменная колокольня сооружена в 1820 г. его супругой Варварой Никаноровной Загоскиной, которая устроила в колокольне теплую церковь во имя вмч. Варвары. По некоторым сведениям наш современник пензенский журналист и исследователь Александр Шилин в результате тщательных поисков обнаружил в Николаевке места, на которых находился дом, где появился на свет Лаврентий Загоскин и церковь, где он был крещён.
Свое первое образование Загоскин получал дома, позднее в частном пансионе. Среди дворян губерний среднерусской равнины еще от петровских времен повелось отдавать сыновей служить отечеству на морях. Из этих лесных, степных и болотистых местностей, лежащих в тысячах верст от любых морских и океанских просторов, вышли замечательные мореплаватели и флотоводцы. Прошение о приеме в Морской кадетский корпус 10-летний Лаврентий написал сам 7 марта 1819 г., однако по причине юного возраста приняли его туда только 1 июня 1822 г., по достижении 14-ти лет. А до этого молодой человек посещал подготовительные курсы в морском пансионе Д.А.Сорокина.
Интерес к литературе, любовь к чтению, проявлявшиеся у Загоскина на протяжении всей его жизни, несомненно, уходят корнями в юношескую пору его учебы в корпусе. Именно в эти годы военный флот России выдвинул из своей среды замечательных географов-исследователей.
Наставником Лаврентия Загоскина был известный мореплаватель П.М.Новосильский (участник экспедиции Ф.Ф.Беллинсгаузена и М.П.Лазарева, открывшей Антарктиду) а также капитан-командор В.М.Головнин (уроженец Рязанской губернии, совершивший 2 кругосветных плавания на кораблях «Диана» и «Камчатка»). 17 мая 1823 г. Загоскин был произведен в гардемарины. В том же году с 15 июня по 1 августа он совершил первое плавание на фрегате «Урания» по Финскому заливу для практики в морском деле. В учебных классах он с интересом осваивал арифметику, тригонометрию, математику, навигацию, географию. С весны 1826 г. началась подготовка к выпуску. Пять с половиной месяцев провел в море Загоскин. На фрегате «Проворный» он ходил в Любек, побывал у берегов Англии и Германии, где присоединился к эскадре и вместе с ней из Северного моря вернулся в сентябре в Кронштадт. Когда пришло время подводить итоги учёбы, то из семидесяти гардемаринов он оказался шестым по успеваемости.
На выпускном экзамене Загоскина присутствовал легендарный адмирал Иван Федорович Крузенштерн. Он считался инспектором классов, но жил в деревне и занимался там составлением своего замечательного атласа Тихого океана. 25 сентября 1826 года 18-летний Лаврентий Алексеевич Загоскин получил аттестат и был выпущен из корпуса во флот с первым офицерским чином мичмана и направлением в Астраханский порт.
Как жаль, что Лаврентию Алексеевичу не довелось слышать прекрасные строки великого русского поэта Николая Гумилева, написанные именно о них, о моряках, совершавших потрясающие географические открытия!
На полярных морях и на южных,
По изгибам зеленых зыбей,
Меж базальтовых скал и жемчужных
Шелестят паруса кораблей.
Быстрокрылых ведут капитаны,
Открыватели новых земель,
Для кого не страшны ураганы,
Кто отведал мальстремы и мель,
Чья не пылью затерянных хартий, —
Солью моря пропитана грудь,
Кто иглой на разорванной карте
Отмечает свой дерзостный путь.
И, взойдя на трепещущий мостик,
Вспоминает покинутый порт,
Отряхая ударами трости
Клочья пены с высоких ботфорт,
Или, бунт на борту обнаружив,
Из-за пояса рвет пистолет,
Так что сыпется золото с кружев,
С розоватых брабантских манжет.
Пусть безумствует море и хлещет,
Гребни волн поднялись в небеса, —
Ни один пред грозой не трепещет,
Ни один не свернет паруса.
Разве трусам даны эти руки,
Этот острый, уверенный взгляд,
Что умеет на вражьи фелуки
Неожиданно бросить фрегат,
Меткой пулей, острогой железной
Настигать исполинских китов
И приметить в ночи многозвездной
Охранительный свет маяков?

Двадцать шесть лет жизни отдал служению на флоте Лаврентий Алексеевич Загоскин. И отслужил их так, что подвиг его жизни не забудется россиянами никогда…
В 1825 году умер Александр I, император, при котором Россия остановила мировую войну, разгромив войска Наполеона. Волнения в стране переросли в восстание декабристов. На волне этих событий Персия, чувствуя слабину Российской империи, попыталась воспользоваться моментом, дабы отвоевать не так давно отданное России Закавказье. Новый император Николай I направляет войска в современный Азербайджан, обеспечивать провиантом армию поручают Каспийскому флоту.
На Каспийском море Загоскин прослужил восемь лет. Несколько кампаний он плавал по Куре, доставлял провиант для закавказских войск. Некоторое время он состоял адъютантом при Главном командире астраханского порта и флотилии, но, видимо, штабная адъютантская должность оказалась не по нему, и вскоре он опять отправился в плавание к устью Куры.
О самом первом своём выходе в море и знакомстве со шкоутом «Мария» (шкоутом на Каспии называли всякое судно, поднимающее более 1 000 четвертей муки) Загоскин не без юмора напишет позднее в очерке «Воспоминания о Каспии». Первый выход шкоута «Мария» состоялся 8 июня 1827 года. Четверо суток спустя 18-летний капитан скомандовал бросить якорь в устье реки Куры у порта Божий Промысел. Оказалось, что подняться вверх по Куре к войскам русской армии не удастся: путь в город Сальяны преградили войска Аббас-Мирзы. Однако Загоскин принимает героическое решение прорваться в окружение и передать страдающим от голода войскам провиант, попадает под обстрел, но выполняет миссию, а войска шаха, не разобравшись в масштабах непредвиденного вторжения, спешно покидают позиции.На обратном пути русские моряки попали в шторм, едва не окончившийся гибелью нескладного судна. Позднее ходили в Баку... «За отличное усердие к службе, оказанное при транспортировании из Астрахани для войск Кавказского корпуса, действовавших против персиян» Лаврентий Алексеевич получил монаршее благоволение, а в 1832 году был награжден годовым жалованием и медалью за персидскую компанию. Через несколько лет, находясь в Кронштадте, Загоскин написал свое первое произведение - очерк «Воспоминания о Каспии». Очерк был опубликован в журнал «Сын Отечества» (1836, №15) и свидетельствовал о несомненной литературной одаренности автора, острой наблюдательности, умении ярко и образно рассказать о виденном. Для характеристики общественных интересов автора показательно то, что в очерке приводятся интересные этнографические сведения, записаны сохраняющиеся в народе предания, в частности легенды о Степане Разине и подобные им.
К сожалению, далее в его каспийской жизни произошло трагическое событие – пожар на вверенном ему судне – пароходе «Аракс», о котором многократно писалось историками и исследователями жизни Загоскина. По этой причине мы не будем погружаться ещё раз в частности суда и приговора. Скажу только, что события эти безусловно оказали влияние на дальнейшую судьбу мореплавателя, и именно «благодаря» им в конечном итоге она привела его к берегам русской Аляски.
Многие из нас неоднократно слышали и читали знаменитые ломоносовские слова о том, что Россия будет прирастать Сибирью, но далеко не все знают, что в подлиннике эта фраза звучала несколько в ином контексте. В своем «Кратком описании разных путешествий по северным морям» в действительности Михаил Васильевич писал следующим образом: «Российское могущество прирастать будет Сибирью и Северным Океаном и достигнет до главных поселений Европейских в Азии и в Америке». Именно таковой была мысль, изреченная русским гением!
Используя давние торговые связи чукчей с жителями Аляски (об этой торговле рассказывает Л. А. Загоскин в публикуемом сочинении), русские еще в начале XVIII в. собрали некоторые сведения о положении североамериканского континента, особенностях его природы, об американских племенах, их быте и промыслах. В 1732 г. берега Аляски в районе Берингова пролива нанесли на карту подштурман Иван Федоров и геодезист Михаил Гвоздев. Выдающимся географическим событием было открытие Северо-западной Америки со стороны Тихого океана экспедицией В. Беринга - А. Чирикова 25-27 июля 1741 г. Во второй половине XVIII в. многочисленные торгово-промысловые экспедиции открыли почти все острова Алеутской цепи и. ряд пунктов материкового берега, составили описания вновь обретенных земель, поражающие острой наблюдательностью и точностью суждений о населении, природе и гидрографии. За полстолетия - с августа 1743 г., когда в первое плавание с Камчатки к берегам Америки ушел сержант команды Охотского порта Емельян Басов, по 1799 г. русскими людьми было совершено в общей сложности 86 экспедиций.
Всех этих людей, порой даже неграмотных, влекло, помимо наживы, ненасытное любопытство, стремление к неизведанному, переходящее в настоящую любознательность и исключительную зоркость наблюдения. Ими руководило также, может быть и не вполне осознанное, представление о том, что они выполняют полезное патриотическое дело, ведущее к возвеличению нашего отечества.
Осенью 1838 года Л. А. Загоскин получил предложение от главного правителя Русской Америки А. К. Этолина поехать для службы на Аляску, через Сибирь и Охотский порт. 3 декабря 1838 г. Загоскин ( как сказано в послужном списке лейтенанта: "по воле начальника Главного морского штаба Его Императорского Величества"), поступил на службу в Российско-Американскую компанию. 30 декабря 1838 г. Загоскин оставил Петербург. 9 февраля 1839 года путешественник заехал в родную Пензу проститься со своим отцом, отставным секунд-майором Алексеем Николаевичем Загоскиным. Лишь на несколько дней Загоскин задержался в Пензе, чтобы побывать у родных. Он спешил к далекому тихоокеанскому берегу и потому вскоре из Пензы Лаврентий Алексеевич двинулся в Сибирь.
24 февраля 1838 г. - Тюмень, 5 марта - Томск. Затем Ачинск, Красноярск. 15 марта - Иркутск. Коротки, но выразительны географические заметки Загоскина. Он замечает и холмы красной глины, от которых получил свое имя город Красноярск, и гибельное влияние «золотишка», отвлекающего крестьян от земледелия, и постройку карбасов на великой реке Лене.
В ожидании вскрытия Лены в Иркутске, в 6 200 верстах от Кронштадта, Загоскин пишет первое письмо о своем сибирском путешествии. Спустя год под названием «Заметки жителя того света» оно появилось в журнале «Маяк современного просвещения и образованности».
Из Иркутска Загоскин выезжает ненадолго в село Урик, где проводит несколько дней с ссыльными декабристами, подолгу беседуя с замечательной русской женщиной - М. Н. Волконской, воспетой Некрасовым, а также невольными поселенцами далекого сибирского села. Спустя 30 лет Загоскин с волнением вспоминал о своих долгих разговорах в Урике Муравьевым, Луниным и Вольфом.
9 июля 1839 г. в Охотске Загоскин принял под свою команду бриг «Охотск». В полночь 15 августа, выпалив из двух пушек, бриг поставил все паруса и взял курс к берегам Русской Америки. Путь через Великий океан занял почти два месяца. Судно прокладывало дорогу сквозь сплошную стену осеннего ливня. В ночную пору на небосводе разгоралось северное сияние. Только 6 октября, наконец, бриг подошел к Новоархангельску, резиденции главного правителя русских владений в Америке. Вскоре к борту брига причалила байдара: главный правитель справлялся о здоровье команды и командира. Плавание закончилось. Лейтенант Загоскин вступил на землю Русской Америки.
Весной 1842 г. главный правитель А. К. Этолин предложил Загоскину готовиться к путешествию в глубинные районы Аляски. По-видимому, непосредственным инициатором этого замечательного похода был сам Загоскин. Инструкция вместе с тем требовала «исследовать из Михайловского редута течения до самых вершин рек Квихпака и Кускоквима... Составить, по возможности, удовлетворительное описание страны, орошаемой этими реками, и определить удобнейшие и ближайшие переносы из одной реки в другую».
Легендарная экспедиция Лаврентия Загоскина началась 4 декабря 1842 года и продолжалась 566 дней. Она стала самой плодотворной и продолжительной в истории исследований Русской Америки. Зимой на лыжах, летом в самодельной байдаре, в сопровождении всего лишь пяти или шести спутников, Загоскин тщательно обследовал огромную страну - бассейны великих рек Русской Америки - Квихпака (Юкона) и Кускоквима, представлявших в то время «белое пятно» на географической карте. Он прошел пешком и проплыл в кожаной лодке свыше 5 000 верст, проник в районы, где до него не ступала нога европейца, открыл науке почти неизвестный мир эскимосских и индейских племен, расселенных по заокеанской окраине России. За это время Лаврентий Алексеевич освоил основы нескольких языков эскимосов и атабасков, завёл дружбу с туземцами и благодаря доброму отношению к местному населению заслужил уважение, и в отличие от многих других путешественников, традиционно растрачивавших экспедиционные деньги, вернулся в Россию с товаром на сумму, окупившую большую часть экспедиции. Были пройдены и исследованы реки Хотыльно, Квихпак, Инноко, Кускоквим с возвращением обратно. Экспедиция завершилась 21 июня 1844 года переходом из Икогмюта в редут Святого Михаила. Итогом экспедиции стала книга «Пешеходная опись части русских владений в Америке, произведенная лейтенантом Л. Загоскиным в 1842, 1843 и 1844 годах». В конце 1845 года после шестилетнего отсутствия Л. А. Загоскин вернулся в Петербург.
Достоинства книги Загоскина сразу же отметила периодическая печать. В известной статье «Взгляд на русскую литературу 1847 года» В. Г. Белинский на страницах «Современника» оценил работу Загоскина как одну из наиболее замечательных ученых статей истекшего года.
Журнал «Библиотека для чтения» назвал Загоскина «знаменитым русским путешественником..., который в нашей Русской Америке открыл совсем новую Америку, целые государства с сильною пышною растительностью под широтою Архангельска, с богатыми лугами и долинами, с чудными реками и озерами, настоящий рай иперборейский».
«Сын Отечества» обстоятельный обзор труда Л. А. Загоскина заключил словами: «Пешеходная опись» - книга столько же занимательная для обыкновенных читателей, сколько полезная для ученых».«Отечественные записки» высказали законное удивление по поводу того, что на экспедицию было затрачено всего лишь 3 052 рублей серебром, причем обратно экспедицией было сдано инструментов, орудия и товаров на 1 467 рублей и пушнины на 2 240 рублей. «Оказывается, что экспедиция доставила барыша 655 рублей! Вероятно, такие результаты ученых экспедиций беспримерны». Помимо того журнал отметил крайнюю скудость снаряжения экспедиции и малочисленность ее состава - всего пять человек.
8 января 1847 г. в Петербурге, по предложению Ф. П. Врангеля, доклад о путешествии Л. А. Загоскина был прочитан на общем собрании Русского географического общества известным ученым моряком С. И. Зеленым. Текст доклада с приложением меркаторской карты части Северо-западной Америки, составленной Загоскиным, списка астрономически определенных пунктов, словарей и других материалов был опубликован в очередном номере «Записок» общества. А Александр Фёдорович Миддендорф – русский путешественник, географ, зоолог, ботаник и натуралист, академик и непременный секретарь Петербургской Академии наук считал, что своей картой, основанной на определении широты и долготы примерно сорока пунктов, Загоскин создал основу для описания огромной территории в глубине Аляски. По мнению Миддендорфа, исследования Л. А. Загоскина были особенно ценны тем, что они охватили бассейн Квихпака и Кускоквима, который «в этнографическом отношении вызывает большой интерес, так как здесь лежит южный район контакта эскимосских племен с распространяющимися с востока так называемыми североамериканскими индейцами.
12 ноября 1848 года Лаврентий Алексеевич Загоскин был избран действительным членом Императорского Русского географического общества. Членский билет №250. 17 апреля 1849 года ему была вручена Демидовская премия Академии наук
Современники справедливо отмечали, что труд Л. А. Загоскина, написанный не специалистом-географом, не ученым, а рядовым морским офицером, отличается скрупулезной точностью и ясностью географических наблюдений и описаний. Наиболее ценны этнографические наблюдения Загоскина. Они рассыпаны по всей книге и собраны, кроме того, в ряде специальных очерков, посвященных эскимосам и атабаскам американского Северо-запада
Русскими на огромном своём протяжении была пройдена великая река Квихпак, что доказало её географическую тождественность Юкону, той самой «Большой реке», о которой писал ранее Маккензи. Сэр Александр Маккензи – шотландский путешественник. В 1793 году он первым в истории прошёл всю Северную Америку, пересёк Скалистые горы севернее Мексики и вышел 20 июля 1793 года к Тихому океану. В 1801 году он составил описание своего путешествия и вскоре был возведён в рыцари.
К сожалению, дальнейшая судьба Лаврентия Алексеевича сложилась иначе, что, впрочем, не в новинку в России. После возвращения Загоскин некоторое время продолжал службу на родине. Находясь в отпуске в Пензе и в Москве, Лаврентий Алексеевич познакомился с Анной Алексеевной Томиловской (1810-1890 гг.), на которой женился в 1847 г. В январе 1848 года, по собственному желанию он вышел в отставку в чине капитан-лейтенанта. После отставки Лаврентий Загоскин жил в имении Краснополье Пензенского уезда. В 1850 г. Л. А. Загоскин продал доставшееся ему в наследство от отца имение, погасив тем самым долг в губернском приказе общественного призрения. Перед продажей Загоскин дал вольную большинству крепостных, а затем переехал жить в село Абакумово Рязанской губернии, лежащее по Скопинскому тракту между Рязанью и Пронском, в 12 верстах от последнего. В этом селе жена Загоскина получила в наследство небольшое имение. Затем они с супругой переехали в Рязань на улицу Вознесенская, дом 64. В семье Загоскиных родилось 8 детей: дочери Екатерина, Александра, Анна, Варвара, сыновья Николай, Алексей, Михаил, Петр.
«И всюду, чего ни коснись, имя этого человека постыдно предано забвению», — так говорил Валентин Пикуль о Лаврентии Загоскине — человеке, который вернулся с «того света», совершив невозможное. Умер великий русский путешественник 22 января 1890 года, и был похоронен на кладбище Спасского мужского монастыря в Рязанском кремле.
Так чем же для меня так примечательно это село на вершине холма, именуемое Загоскино? Сколько раз любовался я им издали в детстве, ходил рыбачить на Озерки, лежащие близ речки Пензы у подножия загоскинского холма, внимал вечерами маминым и бабушкиным рассказам о стародавних временах под треск дров в деревенской печке-голландке… До недавнего времени у всех проезжающих через Загоскино появлялось любопытство во взглядах при виде заброшенного двухэтажного здания из кирпича, с парком и садом, находящемся на левом берегу реки Пензы, справа от автомобильной трассы Пенза – Тамбов: дворянская усадьба эпохи классицизма. В 1930 - 1999 годах в здании находилась сельская школа, та самая, в которую когда-то ходила учиться моя мама, когда меня ещё и в помине не было, да и не могло быть. Увы, в 1999 году здание дворянской усадьбы разрушили и расхитили…
Одним из владельцев села, по фамилии которого оно и получило своё название, был Никифор Иванович Загоскин. Родоначальником пензенской ветви этой старинной дворянской фамилии был его троюродный брат Дмитрий Фёдорович Загоскин, о некоторых из потомков которого я уже упоминал.
В селе издавна проживали представители многих известных дворянских фамилий: Загоскины, Танеевы, Потуловы, Бахметевы, Мур. Усадьба могла не один раз переходить из рук в руки, но со слов старожила села Загоскино Виктора Николаевича Неклюдова известно, что последней ее хозяйкой (в 1913 году, а может и после) была Софья Александровна Ладыженская. Я позвонил сегодня матери и спросил про Неклюдовых. Оказалось, она хорошо помнит эту семью и отзывается о них по-доброму. 30 августа 1824 года по пути из Чембара в Пензу село Загоскино посетил император Александр I, а 25 августа 1836 года по пути из Пензы в Чембар – император Николай I. Здесь же 14 января 1839 года по пути из Санкт-Петербурга в Сибирь и далее на Аляску останавливался у родных Лаврентий Алексеевич Загоскин.
Дом в Пензе, где жила семья Загоскина (на пересечении улиц Свердлова и Куйбышева),
к сожалению, снесён. Но, к счастью, хорошо сохранился второй дом, где жили Загоскины, поскольку ныне в нём музей народного творчества.
О печальной судьбе церкви в селе Загоскино скажу отдельно. Исстари населённый пункт назывался селом только в том случае, если в нём находилась церковь. На карте Пензенского наместничества (Санкт-Петербург, 1792 г.), составленной по результатам генерального межевания 1782 - 1792 годов, Загоскино обозначено как село. Это безусловно говорит о том, что уже тогда здесь стоял храм. В 1805 году «тщанием поручика Ивана Ивановича Бровцына» с прочими прихожанами был построен каменный храм с деревянной колокольней, на двух столбах, обитых тёсом, однопрестольная холодная во имя Святителя Николая Чудотворца, и освящен в 1806 году, в приходе состояли деревни Дубенская, Потуловка и Бланка. В 1845 году на средства надворного советника Герасима Макаровича Лысова была построена каменная колокольня.
В 1886 году на средства помещицы деревни Дубенской - Анны Герасимовны Лысовой - был возведен новый трёхярусный, хорошей золочёности и резьбы иконостас, стоимостью 1200 рублей.
В 1899 году Алексей Иоаннович Инсарский пожертвовал от себя колокол весом около 90 пудов и стоимостью 1500 рублей. В 1924 году храм был занят обновленцами. В 1933 году в храме состоялась последняя служба. В 1937 году с церкви сбросили крест и колокол. Сбрасывали канатами в сторону села. Само здание церкви использовалось под склады зерна до 1944 года. С 1944 по 1952 годы в здании церкви была расположена механическая мастерская (МТС). Вот этот момент моя матушка помнит хорошо. Так оно и было по её словам. С 1954 года здание церкви оставалось пустовать и под действием природных условий — дождей, морозов и ветра постепенно разрушалось. Долгое время около здания церкви находилась цистерна, наполовину врытая в землю, в которой хранилась вода для механической мастерской, а последние годы (до 80-х годов прошлого века) в ней хранился керосин, который продавали жителям села. И наконец, в 1968 году святыня, простоявшая 163 года, была взорвана безбожниками.
Помню руины другой церкви – в Дубасово. Как прекрасны были лики святых и ангелов на фрагментах её фресок. Мы, деревенские дети, не раз играя среди заросших бурьяном, крапивой и лопухами стен храма, невольно заглядывались на них и любовались. Теперь и этих руин, наверняка, уже нет…
Стараниями в первую очередь энтузиастов, краеведов и верующих людей в последние годы положение дел начало меняться. 31 мая 2008 года по случаю двухсотлетия со дня рождения Лаврентия Алексеевича Загоскина в селе Загоскино состоялся большой праздник. Был торжественно установлен четырехметровый крест, изготовленный на личные средства почетного гражданина Пензенской области, ветерана Великой Отечественной войны, основателя спортивного туризма в Пензе Татьяны Тарасовны Мартыненко. Поклонный крест был воздвигнут точно на месте поруганной святыни - православного храма во имя Святителя Николая, Архиепископа Мир Ликийских, Чудотворца через сорок лет после его варварского уничтожения. А перед этим, 1 мая 2008 года в здании школы села Загоскино открылся «Музей географического центра Пензенской области». Напомнил о былой славе Лаврентия Алексеевича Загоскина и всемирно известный путешественник Фёдор Конюхов. Уже будучи широко известным, он, не афишируя своих посещений, приезжал в Загоскино, чтобы организовать в местном школьном музее экспозицию о Лаврентии Алексеевиче Загоскине.В день празднования юбилея путешественника состоялось открытие мемориальной базальтовой доски, которая была прикреплена к поклонному кресту, упоминавшемуся мной только что. В бывшем доме Загоскиных (теперь музее народного творчества) пензенским отделением русского географического общества проводятся регулярные научные конференции по материалам исследований Л.А. Загоскина на Аляске. В одном из докладов, например, старший научный сотрудник Пензенского краеведческого музея А.В. Тюстин привёл доказательства того, что Лаврентий Алексеевич Загоскин писал императору секретную докладную записку об имеющемся на Аляске золоте. Однако, эта информация была императором проигнорирована.
Центр Пензенской области — точка, равноудалённая от северной и южной, а также от западной и восточной границ Пензенской области, имеет географические координаты 53°9′54.34″ северной широты и 44°34′19.73″ восточной долготы, определённые основателем и руководителем Клуба путешественников «ЗАГОСКИНЪ» Александром Шиловым. Находится он на небольшом островке при слиянии рек Пензятки и Пензы между сёлами Дубенское и Загоскино. Лично я считаю это глубоко символичным и закономерным, далеко не случайным фактом. Почетным председателем клуба «ЗАГОСКИНЪ» согласился стать известный путешественник, писатель, художник Фёдор Конюхов.

То ли мне кажется, то ли действительно в этом что-то есть, но какие-то подводные течения судьбы своей и героя моего очерка – Лаврентия Алексеевича Загоскина мне всё же чудятся вновь и вновь. Тяга к путешествиям возникла у меня определенно в детстве, именно тогда, когда Загоскино было рядом. Удивительно и то, что флотская жизнь не раз приводила корабль Загоскина именно в бакинский порт, в город, где я родился, где тоже, как и он, слышал легенды о Степане Разине и бывал в пещере и на горе его имени. Судьба занесла Лаврентия Алексеевича на Аляску, в Северную Америку, где ему довелось близко общаться с эскимосами, атабасками и представителями иных индейских племен. Меня же не так давно судьба направила в Южную Америку, где в тропическом лесу у величественного водопада Игуасу довелось мне слушать песни индейцев гуарани… Не знаю, но что-то в этом, может быть, и есть? Характеры, наверное, похожи.

Он мог бы иметь и доход, и почёт,
Квартиру, машину и дачу.
Но рвёт его ветер, и дождик сечёт,
И стужа терзает, и солнце печёт,
А он всё спешит наудачу.
Какая удача? Во имя чего?
Нужны ли такие лишенья?
Ни хлеба, ни имени нет у него.
Но он не оставит пути своего
И не переменит решенья!
И так до последних, до талых минут -
Пока они вовсе не канут…
Он верит, что следом другие идут, -
Пусть даже, когда обо всех помянут,
Он так и не будет помянут.

Ссылки на использованную информацию и литературу:

Федорова Т. С. Лаврентий Алексеевич Загоскин и его путешествие по Аляске // "О Камчатке и странах, которые в соседстве с нею находятся..." : материалы XXVIII Крашенник. чтений / М-во культуры Камч. края, Камч. краевая науч. б-ка им. С. П. Крашенинникова. - Петропавловск-Камчатский, 2011. - С. 209-214.
Загоскин Л. А. ПУТЕШЕСТВИЯ И ИССЛЕДОВАНИЯ ЛЕЙТЕНАНТА ЛАВРЕНТИЯ ЗАГОСКИНА В РУССКОЙ АМЕРИКЕ в 1842-1844 г.г.
Пензенский облгосархив, ф. 24, оп. 1, д. 1825, лл. 80-85 и др.
Б. А. Липшиц «Л. А. Загоскин, как исследователь этнографии Аляски»
«Путешествия по Северной Америке к Ледовитому морю и Тихому океану, совершенные господами Херном и Мякензием», переведено с английского на острове Кадьяке В. Берхом. СПб., 1808
«Восемнадцатое присуждение учрежденных П. Н. Демидовым наград. 17 апреля 1849 г.», СПб., 1849
«Отечественные записки», 1848, т. 56, № 2, отд. VI, стр. 94-96
«Сын Отечества», 1848, кн. IX, отд. VI, стр. 42
«Библиотека для чтения», 1847, т. 84, отд. V, стр. 4
«Современник», 1848, т. VIII, № 3, отд. III (Критика и библиография),. стр. 42
«Записки РГО», кн. II, 1847, стр. 135-202
Л. Загоскин. Письмо из Америки, «Маяк», 1843, т. 7, гл. V, стр. 31.
«Морской шляхетный корпус в воспоминаниях Л. А. Загоскина», «Русская старина», т. 52, 1886, кн. 12, стр. 709-710
Воспоминания о Каспии, «Сын Отечества», ч. 177, 1836, стр. 7
«Формулярный список о службе и достоинстве уволенного от службы из 15-го флотского экипажа капитан-лейтенанта Лаврентия Загоскина»
А. Б. Лобанов-Ростовский. Русская родословная книга, т. I, СПб., 1895,
Ф. Врангель. Обитатели северо-западных берегов Америки, «Сын Отечества», 1839, т. VII
Сочинения М. В. Ломоносова, т. 7, Л., 1934, стр. 375
Д. М. Лебедев. География в России XVII века. М., 1949, стр. 75
Р. В. Макарова. Экспедиции русских промышленных людей в Тихом океане в XVIII веке, «Вопросы географии»
С.Н. Марков «Юконский ворон»
Марков С. Н. «Лаврентий Загоскин и декабристы»
http://www.booksite.ru/fulltext/russ_america/02_31_19.html
http://travelers-rzn.ru/index.php/2014-07-03-03-24-00/zagoskin-l-a
http://dostoyanie.info/
http://litresp.ru/chitat/ru/Рњ/markov-sergej-nikolaevich/putj-k-boljshoj-zemle/102
http://travelers-rzn.ru/index.php/2014-07-03-03-24-00/zagoskin-l-a
http://penzanews.ru/region/encyclopedia/9318-2009
http://geograf.museum-penza.ru/selo
http://inpenza.ru/penza-district/nikolayevka.php
сайт Пензенского государственного университета
http://www.pnzgu.ru/news/2016/05/30/11082369
http://www.ym-penza.ru/index.php?option=com_k2&view=item&id=698:puteshestvennik-zagoskin&Itemid=215
http://www.kamlib.ru/resourses/fedorova_28.htm