Есть люди, которые живут так, словно смерти не существует вообще. Они живут, творят, радуются, печалятся, как все мы, но о смерти своей не думают. Им некогда о ней думать, потому что они заботятся о других до последнего мгновения. И мы продолжаем считать их своей опорой, даже когда их уже нет…

Ах, солнце, солнце! Говорят, что ты слепишь глаза, что бываешь ты жёлтым, красным и даже ярко-оранжевым… Кого ты можешь слепить, хиленький белесый кружочек в голубовато-призрачном ореоле дымчатых облаков? Разве что какого-нибудь унылого крота? Но кроты здесь не живут и не жили никогда. Любая луна в ночном небе гораздо ярче тебя. Ты пребываешь где-то там, в заоблачном мире, где почти не видно нашего заснеженного острова, обитающего в морозном мареве вдалеке от Большой Земли – среди ледяного космоса заунывного ветра. Но, однажды, мы увидим тебя и таким, как о тебе говорят. Мы верим в это, ведь некоторое время назад тебя и вовсе не было в небесах. Никакого. А теперь, пусть хиленькое, но ты уже есть.

- А у тебя есть внутренний мир?
- Да.
--Покажи.
- Смотри.
- Ой, как красиво!
- Спасибо. А ты свой покажешь?
- Я стесняюсь.Прости.
- Ладно. Заглядывай, когда захочешь.
- Хорошо. Спасибо тебе.
- За что?
- За доверие.

Оказались однажды два брата на необитаемом острове и решили поделить всё вокруг между собой поровну. Поделили всю землю, границу провели, черту такую длинную. Поделили всё море: от той черты – в обе стороны. Добрались до неба: провели и по нему черту – из легких звёздных облаков. . Млечным путём назвали. Стали солнце и луну делить. А как? Пополам! Начали с луны. Один себе её каждую ночь отгребает, пока луна не кончится. Потом другой дожидается, пока она вырастет, и тоже себе отгребает до донышка. А она кончается и тут же заново растет – для другого. И оба довольны. Добрались до солнца. А оно горячее, руки жжёт, никак не ухватиться. Приспособили луну: начал один брат себе солнце луной загребать, как скребком. Потемнело вокруг. Испугался другой брат, что ему ничего не достанется, начал от жадности у брата луну из рук вырывать, выскользнула луна из рук у обоих братьев и скрылась за морем. Огорчилось солнце и тоже за море ушло: луну искать. Сидят братья под звёздным небом. Горюют. Ни луны, ни солнца не видать. До утра не спали. Вернулось солнце с другой стороны моря, и луна появилась, но с противоположной стороны, бледная: видать, всю ночь плакала. Поняли братья, что не надо ничего делить, потому что на самом деле ни земля, ни море, ни небо, ни луна, ни солнце не делятся пополам. Они – для всех.

Зимой, особенно в морозные дни, когда солнце ещё нисколько не греет, но уже как бы «приглядывает» за стылой землёй, случалось мне наблюдать в небе особое солнечное чудо. Я называю его «Сияющим Оком Господа». В белесом от мельчайших льдинок воздухе вокруг солнечного диска образуется сияющий радужный по краям круг – «зрачок». Он движется вместе со звездой по имени Солнце. Словно сам Бог озирает Землю, сотворённую им. Сегодня был именно такой день…

Однажды человек пришел к глазному врачу и говорит:
- Все вокруг носят очки, а у меня их нет.
- Вы плохо видите?
- Наоборот, беда в том, что я слишком хорошо вижу. Насквозь. Всю правду - о каждом. У меня с детства на правду глаза раскрыты. Ни днём, ни ночью – сомкнуть их не могу. Правда их то колет, то режет, голова от неё болит ужасно. Знаете, какая она некрасивая? Просто уродина! Люди живут себе в очках и горя не знают. Каждый видит только ту правду, которая ему удобна и приятна. А неудобную – в упор не видит. Мало того, некоторые люди вообще на глазах шоры носят и ничего не видят. И счастливы. Спасите, доктор. А то я и о вас правду скажу.

Испугался доктор, бесплатно выписал рецепт на очки, на капли глазные, даже шоры подарил. Не помогло. Всё равно человек о нём всю правду выложил где надо. Не сказал он доктору только об одном: что в зеркала никогда не смотрит, о себе правды боится.

Однажды зайка заметил, что начал лысеть. Он пытался прикрыться ушами, даже завязывал их узлом, но лысина становилась всё больше. Тогда он купил овечий парик с прорезями для ушей. Но знакомые зверушки перестали его узнавать. Он кричал им: «Это же я – заяц!», а ему отвечали: «Не правда, ты - ужасная ушастая овца! А наш зайчик – такой миленький, лысенький, обаятельный, добрый! Мы его на тебя, кудрявое чудовище, никогда не променяем!» Зайка заплакал и снял парик. «Ура!» - обрадовались зверушки и принялись его обнимать.

В одном старинном мешке взаимных обид живёт неразвязанная война. Она всё время хнычет и просит, чтобы её немедленно развязали, и обещает каждому всё, что он захочет, лишь бы ей помогли выбраться. Но всякий раз, как только это случается, она тут же набрасывается на людей, творит ужасные вещи и никогда не исполняет обещанного. И тогда все хотят только одного: остановить войну. Но остановить развязанную войну гораздо труднее, чем просто не развязывать старый мешок.

Этот день начался с того, что подрядная организация пригласила наших специалистов на приемку изыскательских работ: полевое трассирование коридора инженерных коммуникаций, состоящего из параллельных осей проектируемого трубопровода, автодороги и воздушной линии электропередачи. Оси были обозначены на местности угловыми и створными закрепительными знаками. Для привязки этих знаков к местности сооружены геодезические базисы из временных реперов. Проведена большая работа в интересах нашего предприятия, как заказчика.
Что значит в нашем случае «полевые изыскательские работы»? Это работы, проведённые в голой тундре, под открытым небом, вдали от человеческого жилья. Собрали комиссию из специалистов для того, чтобы она могла удостовериться на месте и подтвердить факт проведения изысканий, убедиться в том, что все необходимые знаки, угловые точки и репера действительно установлены там, где должны находиться в надлежащем виде в соответствии с утверждённым техническим заданием и договором подряда.
Оси будущей трассы коридора коммуникаций были проложены по местам, где нет никаких дорог и тянулись на многие десятки километров. Добраться туда морозной зимой по снегу и пройти вдоль трассы можно только на лыжах либо на вездеходах. Но на лыжах – долго, за короткий зимний световой день – нереально, да и рискованно: можно обморозиться или вообще никуда не дойти, поскольку специалисты – обычные люди, а не спортсмены-экстремалы или любители острых ощущений, которым своя жизнь – копейка, и чужая головушка – полушка. Всего вместе с нашими геодезистами Семеном Кауровым и Володей Петровским в дорогу собралось шесть человек.
Сначала по автомобильной дороге нужно было добраться до УКПГ, оттуда – тоже по дороге - до крайней скважины, а вот дальше – только на вездеходе. Дальше дорог нет. УКПГ – это сокращение от наименования «установка комплексной подготовки газа» — комплекс технологического оборудования и вспомогательных систем, обеспечивающих сбор и обработку природного газа и газового конденсата газовых и газоконденсатных месторождений. Товарной продукцией УКПГ являются: сухой газ и газовый конденсат (сырье для газоперерабатывающих заводов). Возле УКПГ всегда горит огромный газовый факел, который видно с очень большого расстояния. Особенно ночью.
Возле УКПГ комиссию ждал белый колёсный вездеход – трэкол. Пересели из автомобиля в него и отправились далее. На подъезде к скважине съехали в чистое поле, добрались до начала изыскательской трассы и начали, петляя, продвигаться вдоль неё. Ещё и ещё раз повторяю: изыскательская трасса – это не дорога и не тропа, ни одной живой души там нет, это промёрзшая покрытая снегом тундра до самого горизонта, в которой на определенном расстоянии друг от друга можно обнаружить деревянные вехи, каждая - около двух метров высотой. К каждой из вех, дабы её можно было различить издалека в мутном мареве пурги, примотан и дополнительно скреплен проволокой широкий ярко-красный скотч. Всё. Вот эта долгая унылая череда вех, уходящая за горизонт, и называется словом «трасса», под которой обыватели городов и сёл средней полосы России привыкли подразумевать междугороднюю автостраду с оживленным движением.
На изыскательских трассах нет ни асфальта, ни бетонки, ни гравия, ни придорожных ресторанов, ни уютных отелей, ни теплых строительных вагончиков, ни палаток, ни шалашей. Ничего, абсолютно ничего - ни вблизи, ни вдали, нигде - нет, кроме деревянных вех возле закрепительных знаков, укрытых снегом где-то рядом с ними.
Трэкол, словно заяц-беляк, петлял от вехи к вехе, километр за километром. Семен Кауров сидел справа возле водителя и наблюдал за экраном карманного навигатора. Остальная команда находилась сзади в кабине, рассевшись по лавкам и, честно говоря, подрёмывала. В какой-то момент водитель-раздолбай совсем потерял бдительность и вместо того, чтобы следить за тем, куда едет, начал интересоваться: куда смотрит Семён, что там за игрушка такая – навигатор. В результате, поскольку вперёд никто не смотрел, трэкол въехал в огромный снежный занос. Вместо того, чтобы дать задний ход и попытаться объехать гигантский сугроб стороной, водитель направил машину в самую его середину, очевидно, намереваясь одолеть препятствие в лоб. Из этого ничего не вышло, трэкол принял почти вертикальное положение. Дальнейшие усилия водителя по раскачиванию трэкола вперёд-назад привели к тому, что, в конце концов, нос машины не просто опустился, но провалился в воду. Оказалось, что именно в этом месте находится небольшое болотце – начало речки. Несколько недель в тундре стояли морозы под сорок пять градусов. Верх болотца промёрз настолько, что лёд выдавил воду из-под себя, а сверху её бережно сохранил снежный занос. Оказавшись в трескучий мороз на открытом воздухе, вода тут же примерзла к передним колесам трэкола, почти полностью скрывшимся под застывшей ледяной коркой.
В создавшейся ситуации оказалось, что в трэколе нет ни лопаты, ни лома, ни топора. Лебёдки тоже не было, а состояние коротенького троса оказалось настолько хлипким, что не оставляло никаких шансов на его использование. Лыж тоже ни у кого не было, а двое из шести пассажиров были ещё и одеты, мягко говоря, в курточки не по погоде. Ко всему этому разгильдяйству добавилось и то, что печка почти не грела, а в кабине трэкола, где отчаянно мёрзла вся компания, количество незаделанных щелей превышало любые человеческие представления. Ветер усилился до ураганного, мороз становился невыносимым, дуло отовсюду. Отъехали по трассе они уже так далеко от УКПГ, что возвращаться пешком по глубокому снегу (особенно для тех, кто в осенних курточках) было равносильно быстрому бессмысленному самоубийству. К счастью, один из сотовых телефонов, а именно – кауровский, работал. Семен сумел сообщить Алексею Колесникову, своему шефу, о сложившейся ситуации и передать ему координаты своего местонахождения.
«Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны», - сказал когда-то Шота Руставели. Гневу Алексея не было предела. Но, как ни ругайся матом, как ни рассказывай, каким бы ты был молодцом в подобной ситуации, но делу этим не поможешь. Людей надо выручать. И Алексей Владимирович начал обзванивать всех, кого можно, в поисках техники, которую можно было бы направить в помощь попавшим в беду товарищам. Сама по себе техника в тундре не может найти людей. Нужно знать – куда ехать. Поэтому я переоделся в зимнюю спецодежду и записал в свой навигатор «Garmin» полученные от Семёна координаты. Однако, телефонные переговоры затягивались. Стемнело. На УКПГ вездеходов не было. Изыскателей, работающих в поле, а значит, имеющих на то технику, помимо тех, которые застряли в трэколе, в этот период года в округе не оказалось: прошлогодние полевые работы давно закончены, а новые – ещё не начались. Температура воздуха продолжала стремительно опускаться.
Наконец, замечательный, потрясающий, бесподобный Геннадий Свиридок, о котором я писал уже в рассказе «Русская Речка», вселил надежду в наши души: договорился о том, что с соседнего предприятия к УКПГ подъедет их соседский трэкол. Только наш рабочий-замерщик Рашид успел вернуться из столовой с пирожками в дорогу для меня, как дежурная машина до УКПГ уже была направлена за мной Свиридком. Поехали! Алексей успел выбежать к машине с бумажкой с записанным номером сотового телефона и именем начальника того трэкола, с которым я должен был встретиться возле УКПГ. Звали его Дмитрий Васильевич. По дороге я созвонился с ним и узнал, что он с товарищами со своей базы уже едет в сторону УКПГ.
По дороге я сообщил водителю машины, в которой ехал, что он должен дождаться меня и товарищей и не уезжать без нас. Однако, оказалось, что у него через полтора часа заканчивается смена. Тогда мы договорились так: он дожидается вместе со мной трэкола возле УКПГ, высаживает меня, тут же едет на автобазу, передаёт машину сменщику и сообщает тому, что тот должен вернуться на УКПГ и ждать моего возвращения. Договорились.
Вспомнилось пушкинское: «Вечор, ты помнишь, вьюга злилась. На мутном небе мгла носилась. Луна, как бледное пятно…» За окном было именно так, как писал когда-то Александр Сергеевич. Полнолуние. Туманящийся размытый лунный диск, пронзительный ветер, мороз, пробирающий сквозь любую одежду. Нет, увы, пешком ребятам вряд ли дойти… «Мчатся тучи, вьются тучи; невидимкою луна освещает снег летучий; мутно небо, ночь мутна»...

Однажды зайка стоял на перекрестке трех дорог и читал объявление на камне: «Налево пойдёшь – совсем пропадёшь. Направо пойдёшь – совсем пропадёшь. Прямо пойдёшь – пропадёшь». А назад уже нельзя было вернуться. Потому что про назад в объявлении ничего не говорилось. И тогда он побежал вперёд. Бежит, волнуется, а ничего такого не происходит. Побегал и вернулся к камню. А там – другие зайчики. Увидели его, обрадовались, кричат: «Ты куда пропал?»
И тут он понял, что в объявлении всё было по-честному. Он действительно пропал. Но не совсем. Его ведь не было возле камня какое-то время. А теперь он вернулся. Вот если бы он направо или налево побежал, то, наверное, пропал бы совсем.