Снова напомню о неоспоримом историческом факте: Пушкин в 1837 году никого на дуэль не вызывал. Подчеркиваю еще и еще раз! Его ноябрьский вызов на дуэль был сначала им же отложен, а затем и вовсе аннулирован. Вероятнее всего он хотел дуэли, но формально в 1837 году никого на неё не вызвал. Почему? Возможно потому, что поэт при личной конфиденциальной встрече дал императору слово никого никогда более на дуэли не вызывать. И своё слово он сдержал. Инициатива вызова исходила не от него.
Дантес Пушкина тоже на дуэль не вызывал и формально имел полное право в ней не только не участвовать, но и не присутствовать. Он участвовал в дуэли в качестве представителя того господина, благодаря которому она и состоялась при его личном отсутствии.
Можно ли считать, что дуэль состоявшейся между Геккерном и Пушкиным, если бы Пушкин убил Дантеса или если бы никто никого не убил? Геккерн имел такие же основания отправить на дуэль следующего бойца – Иванова-Петрова-Сидорова и так – до бесконечности, пока кто-нибудь не убьет Пушкина, ведь сам он при этом физически в дуэли не участвует, хотя юридически – это именно его дуэль и ни чья более. Получается, что одна из сторон дуэли – бессмертна! Геккерна невозможно убить. Он не рискует собой. Разве это по правилам? Можно возразить на это тем, что посол Нидерландов рисковал жизнью сына. Но сын-то – не настоящий, не кровный, а усатая детина гренадерского роста и двадцати четырех лет. Да и причина усыновления вовсе не отцовские чувства, а чувства гомосексуальные. Это было известно всему высшему свету и тогда, в 1837 году, и позже подтвердилось перепиской любовников-гомосексуалов – старого Геккерна с молодым Дантесом. Так можно «усыновлять» мужиков до бесконечности и менять их, как отработанное резинотехническое изделие – каждые сутки. То есть, барон фактически не рисковал лично собой никак и ни в чём.
Геккерн-старший вызвал на дуэль Пушкина. Однако, лично не только не участвовал в ней, но и не присутствовал. Единственный из троих, кто сделал дуэльный вызов и при этом уклонился от самой дуэли.
Странная картина. Более чем странная. Дерутся те, кто фактически не делал вызова. А тот, кто делал вызов на дуэль… отсутствует. Фактически состоявшаяся между Дантесом и Пушкиным дуэль – это не дуэль Пушкина и Дантеса, а дуэль Пушкина со смертью. Смерть убить невозможно. Можно убить только Пушкина. Других вариантов нет.
С благодарностью принимаю поддержку в данной работе от своих порой весьма и весьма компетентных читателей и знакомых. Доктор филологических наук Геннадий Мартинович из Санкт-Петербурга – профессор кафедры литературы и русского языка СПбГУП сделал такую любезность: сообщил адрес сайта, где размещена интереснейшая статья Стеллы Абрамович «Пушкин в 1836 году». В ней я нашел подтверждение моему предположению о том, что побудило Пушкина считать имена авторов анонимного пасквиля известными ему. А главное – почему он был так уверен в этом. Для того, чтобы убедиться в правильности вывода поэта попробуем задать себе несколько вопросов, ответы на которые можно обнаружить в статье «Пушкин в 1836 году».
Сколько всего экземпляров пасквиля было составлено?
«Я занялся розысками, — писал поэт 21 ноября 1836 года Бенкендорфу. — Я узнал, что семь или восемь человек получили в один и тот же день по экземпляру того же письма, запечатанного и адресованного на мое имя под двойным конвертом» Время показало, что Пушкин был прав. Многолетние разыскания биографов не прибавили к перечисленным семи адресатам ни одного нового.
Кому именно были разосланы пасквили на Пушкина?
Его получили сам Пушкин, Вяземские, Карамзины, Виельгорский, В. А. Соллогуб (на имя своей тети А. И. Васильчиковой, в доме которой он жил), братья Россеты и Е. М. Хитрово. К тому времени, когда Пушкин обратился к Бенкендорфу, он твердо знал, что письма были разосланы только по этим адресам.
Почему пасквили попали именно к ним? Нет ли чего-то, что объединяло между собой всех этих людей?
Круг адресатов не был случайным. А. И. Тургенев, упомянув об анонимных письмах, тут же отметил, что они были посланы не всем подряд, а «Пушкину и его приятелям». И не просто приятелям, нет! Все, кто получил 4 ноября анонимные письма, были завсегдатаями одного дома - Карамзиных. Все это говорит о том, что организатор интриги с анонимными письмами был как-то связан с карамзинским салоном. Ещё Соллогуб заметил это и писал: «…письма были получены всеми членами тесного карамзинского кружка». Почти всеми. Кроме одного.
Дантес Пушкина тоже на дуэль не вызывал и формально имел полное право в ней не только не участвовать, но и не присутствовать. Он участвовал в дуэли в качестве представителя того господина, благодаря которому она и состоялась при его личном отсутствии.
Можно ли считать, что дуэль состоявшейся между Геккерном и Пушкиным, если бы Пушкин убил Дантеса или если бы никто никого не убил? Геккерн имел такие же основания отправить на дуэль следующего бойца – Иванова-Петрова-Сидорова и так – до бесконечности, пока кто-нибудь не убьет Пушкина, ведь сам он при этом физически в дуэли не участвует, хотя юридически – это именно его дуэль и ни чья более. Получается, что одна из сторон дуэли – бессмертна! Геккерна невозможно убить. Он не рискует собой. Разве это по правилам? Можно возразить на это тем, что посол Нидерландов рисковал жизнью сына. Но сын-то – не настоящий, не кровный, а усатая детина гренадерского роста и двадцати четырех лет. Да и причина усыновления вовсе не отцовские чувства, а чувства гомосексуальные. Это было известно всему высшему свету и тогда, в 1837 году, и позже подтвердилось перепиской любовников-гомосексуалов – старого Геккерна с молодым Дантесом. Так можно «усыновлять» мужиков до бесконечности и менять их, как отработанное резинотехническое изделие – каждые сутки. То есть, барон фактически не рисковал лично собой никак и ни в чём.
Геккерн-старший вызвал на дуэль Пушкина. Однако, лично не только не участвовал в ней, но и не присутствовал. Единственный из троих, кто сделал дуэльный вызов и при этом уклонился от самой дуэли.
Странная картина. Более чем странная. Дерутся те, кто фактически не делал вызова. А тот, кто делал вызов на дуэль… отсутствует. Фактически состоявшаяся между Дантесом и Пушкиным дуэль – это не дуэль Пушкина и Дантеса, а дуэль Пушкина со смертью. Смерть убить невозможно. Можно убить только Пушкина. Других вариантов нет.
С благодарностью принимаю поддержку в данной работе от своих порой весьма и весьма компетентных читателей и знакомых. Доктор филологических наук Геннадий Мартинович из Санкт-Петербурга – профессор кафедры литературы и русского языка СПбГУП сделал такую любезность: сообщил адрес сайта, где размещена интереснейшая статья Стеллы Абрамович «Пушкин в 1836 году». В ней я нашел подтверждение моему предположению о том, что побудило Пушкина считать имена авторов анонимного пасквиля известными ему. А главное – почему он был так уверен в этом. Для того, чтобы убедиться в правильности вывода поэта попробуем задать себе несколько вопросов, ответы на которые можно обнаружить в статье «Пушкин в 1836 году».
Сколько всего экземпляров пасквиля было составлено?
«Я занялся розысками, — писал поэт 21 ноября 1836 года Бенкендорфу. — Я узнал, что семь или восемь человек получили в один и тот же день по экземпляру того же письма, запечатанного и адресованного на мое имя под двойным конвертом» Время показало, что Пушкин был прав. Многолетние разыскания биографов не прибавили к перечисленным семи адресатам ни одного нового.
Кому именно были разосланы пасквили на Пушкина?
Его получили сам Пушкин, Вяземские, Карамзины, Виельгорский, В. А. Соллогуб (на имя своей тети А. И. Васильчиковой, в доме которой он жил), братья Россеты и Е. М. Хитрово. К тому времени, когда Пушкин обратился к Бенкендорфу, он твердо знал, что письма были разосланы только по этим адресам.
Почему пасквили попали именно к ним? Нет ли чего-то, что объединяло между собой всех этих людей?
Круг адресатов не был случайным. А. И. Тургенев, упомянув об анонимных письмах, тут же отметил, что они были посланы не всем подряд, а «Пушкину и его приятелям». И не просто приятелям, нет! Все, кто получил 4 ноября анонимные письма, были завсегдатаями одного дома - Карамзиных. Все это говорит о том, что организатор интриги с анонимными письмами был как-то связан с карамзинским салоном. Ещё Соллогуб заметил это и писал: «…письма были получены всеми членами тесного карамзинского кружка». Почти всеми. Кроме одного.
