«ВРЕМЯ ГРОЗНО, СЕРДЦЕ НЕЖНО…»
газета «Красноярский рабочий» №125 (26099) от 15.07.2010г., раздел «Культура» стр.20,
интервью Эльдара Ахадова писателю Эдуарду Русакову
19 июля исполняется 50 лет известному красноярскому поэту и прозаику, члену Союза писателей России Эльдару Ахадову.
Эльдар Алихасович Ахадов родился в Баку, в 1983 году окончил Ленинградский горный институт, с 1986 года живёт и работает в Красноярске. Кстати, тогда, почти четверть века назад, мы с ним и познакомились: молодой Эльдар был одним из самых талантливых членов литературной студии «Дебют», которой я руководил. Работал он горным инженером, объездил весь край, всю Сибирь. Он и сейчас продолжает работать по специальности в Новом Уренгое. Очень активен и плодотворен как литератор, выпустил много книг стихов и прозы («Рождённые светом», «Вещий сон», «Моя азбука», «Державный пантеон», «Славянский пантеон» и др.), руководил двумя литературными студиями. Лауреат литературных премий «Серебряное перо Руси», «Золотое перо Руси», «Золотой листопад» (за произведения для детей), лауреат Всероссийского конкурса имени В.М. Шукшина «Светлые души». Недавно книга Эльдара Ахадова «Молитва о тебе» вышла в США, и к своему пятидесятилетию он тоже ждёт выхода новой книги.
А это предъюбилейное интервью он смог дать мне только по электронной почте из далёкого Нового Уренгоя.
- Привет, Эльдар! Какой день твоей жизни ты считаешь самым счастливым?
- Это день моего рождения! К сожалению, я был так счастлив, что совершенно его не запомнил. Всё вокруг было такое новое, интересное…
- Ну, а самый печальный день?
- День, когда я узнал о смерти своей младшей сестры.
- Помнишь ли ты своё первое стихотворение?
- Мне было восемь лет, я написал его после майской демонстрации, чрезвычайно воодушевлённый военным оркестром, который сверкал на солнце литаврами и барабанами и маршировал в разные стороны поочерёдно. В памяти это стихотворение не сохранилось, хотя долгое время оно было под руками, стоило только повернуть кухонный шкаф обратной стороной. Именно там, на задней стороне шкафа, я его тогда написал…
- Когда была первая публикация?
- В университетской газете города Баку, в 1976 году. Это был перевод стихов Шекспира. Больше я его не переводил. Подпись была «студент Ахадов», хотя на самом деле я ещё учился в школе.
- Что тебя потянуло к «суровой прозе»?
- Не знаю… Да и проза ли это? По крайней мере, отчасти, точно, что это стихи в прозе. А отчасти захотелось поделиться тем из жизни, что виделось и встречалось. А сказки пишу – потому что мои дети хотели сказок перед сном. Когда в доме книжные сказки кончились, начал писать свои.. А потом уже не только для детей, но чтобы и взрослым было интересно.
- Кто твои любимые поэты, прозаики? Классики, современники, наши, зарубежные…
Все хорошие поэты и прозаики – мои любимые, в том числе и земляки-красноярцы, и Астафьев, и Зульфикаров, и Распутин, и, разумеется, Пушкин, Лермонтов, Гумилёв, Блок, Есенин, и Моэм, и Мураками, и Борхес, и Маркес, и Хемингуэй, и Чехов, и Низами, Вагиф, Насими, Физули, Хайам, Сабир, и Баян, и Гейне, и Гёте, и Рильке, и Шекспир, и Уитмен… К счастью, их много, низкий поклон – каждому.
- Как в тебе сочетается тюркская кровь с привязанностью к русской культуре, к языку? Считаешь ли ты себя русским поэтом?
- Если я поэт, то я поэт. Были в истории и двуязычные, и многоязычные поэты. Язык – инструмент поэта. Если бы я знал другой язык, а русского не знал, то поэтом я бы, наверное, всё равно был. Это в крови. Нельзя стать поэтом, выучиться на поэта невозможно, нужно иметь изначально нечто. Другое дело, что из этого «нечто» без приложения усилий никогда ничего не выйдет. Трудиться, учиться надо неустанно. Вот если у человека нет музыкального слуха, он же не претендует на то, чтобы стать музыкантом. А у нас очень часто бывает так – приходят и говорят: «Я ничего не умею, научите меня на поэта». На водителя автобуса научить можно (если медкомиссию прошёл), а на поэта – нужны способности прирождённые (медкомиссия тут не поможет).
Я не могу писать на другом языке равнозначно тому, как пишу на русском, потому что я думаю по-русски. И чувствую по-русски. Поэтому я русский, особенно если русских кто-то обижает. Я - еврей, если обижают евреев. Я – араб, если обижают арабов. Я – азербайджанец, безусловно, потому что там родился, там мои родители, там многое мне дорого. Я – абсолютно точно – татарин, и это тоже зов крови. А ещё многое, очень многое мне дорого и в центральной России, особенно в Пензенской области, недалеко от лермонтовских Тархан, где остались мои детские деревенские воспоминания. А почти вся моя взрослая жизнь прошла здесь, в Сибири и на Крайнем Севере, и мне это дорого. Я – сибиряк. И горжусь этим.
- Профессия геолога раньше считалась романтичной и весьма подходящей для поэта, для барда… Так ли это?
- Я не геолог, я маркшейдер, горный инженер, землеустроитель, топограф, геодезист. Геологи приходят на местность по карте. Карту – условно говоря – делаю я. Я тот, кто всегда приходит раньше геолога. До моего появления там, куда ему надо, геолог никуда не отправится. Представления о романтизме геологической жизни присущи юности, но… не все геологи – поэты, как и не все поэты – геологи. Попадаются и маркшейдеры.
- «Региональная литература» - не выдуманное ли это понятие? Не есть ли это синоним провинциальной литературы?
- Давай начнём с обратного. Термин «провинциальная литература» предполагает наличие антонима – «столичная литература». То есть, та, которая в столице. Да, она существует. Понятная жителям столицы, интересная им. И – не более того. Но как бы ни было велико число жителей Москвы, если там рождается литература, которая касается только их… то вот она и есть – самая провинциальная в стране. Она ведь больше никого не касается, она вся – местный междусобойчик. А страна наша всё равно вдесятеро больше по населению, чем Москва с её крайне изоляционистской, местнической, узконаправленной литературой на птичьем московском языке (а он уже и не русский вовсе!), которая никому далее МКАД – не ин-те-рес-на. Так вот, термин «провинциальная литература», по моему глубокому убеждению, относится только к одному месту в России – к её столице.
«Региональная литература» - в географическом смысле тоже не очень правильно. Вот, например, осётр. Он есть в Оби, есть на Енисее. Можно писать вообще об осетре, можно только о енисейском, но… так, чтобы читатели, где бы они ни жили, приняли бы нашего осетра так же близко к сердцу, как своего. Вот такая региональная литература – это правильно.
- Нужны ли в наше время творческие союзы? Быть может, достаточно быть членом Литфонда (реформированного, конечно, обращённого в сторону жизненных интересов писателей)?
- Творческие союзы нужны. Но они не должны ронять своего статуса. Нельзя принимать в Союз строем сто пятьдесят человек, это не армейское подразделение. Что значит (по крайней мере раньше так было) быть принятым в Союз писателей? Это признание мастерами слова того факта, что на свет народился новый, молодой мастер. Понимаешь, не подмастерье народился, не халтурщик, не графоман, а мастер! Может такое быть сразу десятками человек? Да никогда! «Писателем» невозможно «сделать» - по знакомству или за взятку – не получится. И творческий союз в основе своей, по идее своей, союз мастеров, а не кого попало, вчера узнавших, как пишутся буквы, а сегодня примчавшихся с ультиматумом: «Примите меня срочно в Союз писателей». Такие творческие союзы действительно смысла не имеют.
- Как ты относишься к премиям?
- Смотря каким образом они получены. Если есть – хорошо. Если нет – это не значит, что человек пишет хуже или лучше. Каждый пишет по-своему. Поскольку соревнования в творчестве всегда условны, это вещь сугубо вкусовая. Иногда от моды зависит, иногда от времени, иногда от случайности. Но если человек получает не одну-две, а целую череду премий, причём явно разные люди их присуждали, то, может быть, это что-то и значит. Хотя и не факт.
- Кем ты себя считаешь больше – поэтом или прозаиком?
- Я просто пишу, а считают пусть читатели. Однажды полярника Отто Шмидта, ночевавшего на льдине с челюскинцами, кто-то спросил: «Вы когда спать ложились в спальном мешке, бороду свою куда девали – поверх мешка оставляли или прятали в мешок?» И человек перестал спать вообще, задумался – как лучше. А никак неудобно. Так и с вопросом, поэт я или прозаик. Если сильно задумываться, то и писать можно прекратить.
- Что пишешь сейчас? Какие планы? Когда выйдет новая книга?
- Пишу сейчас и прозу, и стихи. Каждый день. Новая книга выйдет 19 июля в Красноярске. Называется «Васильковое небо».
- Это твой подарок читателям… А какого подарка судьбы ты ждёшь к юбилею?
- Подарок судьбы – то, что я жив и любим, что у меня есть родные, семья, дети, друзья, читатели. Вот сколько подарков! Я очень богатый человек!
***
… Остаётся лишь позавидовать юбиляру. В заключение приведу одно из давних стихотворений Эльдара Ахадова.
Кто увидит, - дай мне руку.
Кто услышит – будь со мной.
Я иду на свет по звуку:
В мир далёкий и цветной.
Время грозно, сердце нежно.
А вдали – горит звезда.
- Ты волнуешься?
- Конечно.
- Ты отступишь?
- Никогда!
С юбиляром беседовал
Эдуард Русаков
С Эдуардом Русаковым
газета «Красноярский рабочий» №125 (26099) от 15.07.2010г., раздел «Культура» стр.20,
интервью Эльдара Ахадова писателю Эдуарду Русакову
19 июля исполняется 50 лет известному красноярскому поэту и прозаику, члену Союза писателей России Эльдару Ахадову.
Эльдар Алихасович Ахадов родился в Баку, в 1983 году окончил Ленинградский горный институт, с 1986 года живёт и работает в Красноярске. Кстати, тогда, почти четверть века назад, мы с ним и познакомились: молодой Эльдар был одним из самых талантливых членов литературной студии «Дебют», которой я руководил. Работал он горным инженером, объездил весь край, всю Сибирь. Он и сейчас продолжает работать по специальности в Новом Уренгое. Очень активен и плодотворен как литератор, выпустил много книг стихов и прозы («Рождённые светом», «Вещий сон», «Моя азбука», «Державный пантеон», «Славянский пантеон» и др.), руководил двумя литературными студиями. Лауреат литературных премий «Серебряное перо Руси», «Золотое перо Руси», «Золотой листопад» (за произведения для детей), лауреат Всероссийского конкурса имени В.М. Шукшина «Светлые души». Недавно книга Эльдара Ахадова «Молитва о тебе» вышла в США, и к своему пятидесятилетию он тоже ждёт выхода новой книги.
А это предъюбилейное интервью он смог дать мне только по электронной почте из далёкого Нового Уренгоя.
- Привет, Эльдар! Какой день твоей жизни ты считаешь самым счастливым?
- Это день моего рождения! К сожалению, я был так счастлив, что совершенно его не запомнил. Всё вокруг было такое новое, интересное…
- Ну, а самый печальный день?
- День, когда я узнал о смерти своей младшей сестры.
- Помнишь ли ты своё первое стихотворение?
- Мне было восемь лет, я написал его после майской демонстрации, чрезвычайно воодушевлённый военным оркестром, который сверкал на солнце литаврами и барабанами и маршировал в разные стороны поочерёдно. В памяти это стихотворение не сохранилось, хотя долгое время оно было под руками, стоило только повернуть кухонный шкаф обратной стороной. Именно там, на задней стороне шкафа, я его тогда написал…
- Когда была первая публикация?
- В университетской газете города Баку, в 1976 году. Это был перевод стихов Шекспира. Больше я его не переводил. Подпись была «студент Ахадов», хотя на самом деле я ещё учился в школе.
- Что тебя потянуло к «суровой прозе»?
- Не знаю… Да и проза ли это? По крайней мере, отчасти, точно, что это стихи в прозе. А отчасти захотелось поделиться тем из жизни, что виделось и встречалось. А сказки пишу – потому что мои дети хотели сказок перед сном. Когда в доме книжные сказки кончились, начал писать свои.. А потом уже не только для детей, но чтобы и взрослым было интересно.
- Кто твои любимые поэты, прозаики? Классики, современники, наши, зарубежные…
Все хорошие поэты и прозаики – мои любимые, в том числе и земляки-красноярцы, и Астафьев, и Зульфикаров, и Распутин, и, разумеется, Пушкин, Лермонтов, Гумилёв, Блок, Есенин, и Моэм, и Мураками, и Борхес, и Маркес, и Хемингуэй, и Чехов, и Низами, Вагиф, Насими, Физули, Хайам, Сабир, и Баян, и Гейне, и Гёте, и Рильке, и Шекспир, и Уитмен… К счастью, их много, низкий поклон – каждому.
- Как в тебе сочетается тюркская кровь с привязанностью к русской культуре, к языку? Считаешь ли ты себя русским поэтом?
- Если я поэт, то я поэт. Были в истории и двуязычные, и многоязычные поэты. Язык – инструмент поэта. Если бы я знал другой язык, а русского не знал, то поэтом я бы, наверное, всё равно был. Это в крови. Нельзя стать поэтом, выучиться на поэта невозможно, нужно иметь изначально нечто. Другое дело, что из этого «нечто» без приложения усилий никогда ничего не выйдет. Трудиться, учиться надо неустанно. Вот если у человека нет музыкального слуха, он же не претендует на то, чтобы стать музыкантом. А у нас очень часто бывает так – приходят и говорят: «Я ничего не умею, научите меня на поэта». На водителя автобуса научить можно (если медкомиссию прошёл), а на поэта – нужны способности прирождённые (медкомиссия тут не поможет).
Я не могу писать на другом языке равнозначно тому, как пишу на русском, потому что я думаю по-русски. И чувствую по-русски. Поэтому я русский, особенно если русских кто-то обижает. Я - еврей, если обижают евреев. Я – араб, если обижают арабов. Я – азербайджанец, безусловно, потому что там родился, там мои родители, там многое мне дорого. Я – абсолютно точно – татарин, и это тоже зов крови. А ещё многое, очень многое мне дорого и в центральной России, особенно в Пензенской области, недалеко от лермонтовских Тархан, где остались мои детские деревенские воспоминания. А почти вся моя взрослая жизнь прошла здесь, в Сибири и на Крайнем Севере, и мне это дорого. Я – сибиряк. И горжусь этим.
- Профессия геолога раньше считалась романтичной и весьма подходящей для поэта, для барда… Так ли это?
- Я не геолог, я маркшейдер, горный инженер, землеустроитель, топограф, геодезист. Геологи приходят на местность по карте. Карту – условно говоря – делаю я. Я тот, кто всегда приходит раньше геолога. До моего появления там, куда ему надо, геолог никуда не отправится. Представления о романтизме геологической жизни присущи юности, но… не все геологи – поэты, как и не все поэты – геологи. Попадаются и маркшейдеры.
- «Региональная литература» - не выдуманное ли это понятие? Не есть ли это синоним провинциальной литературы?
- Давай начнём с обратного. Термин «провинциальная литература» предполагает наличие антонима – «столичная литература». То есть, та, которая в столице. Да, она существует. Понятная жителям столицы, интересная им. И – не более того. Но как бы ни было велико число жителей Москвы, если там рождается литература, которая касается только их… то вот она и есть – самая провинциальная в стране. Она ведь больше никого не касается, она вся – местный междусобойчик. А страна наша всё равно вдесятеро больше по населению, чем Москва с её крайне изоляционистской, местнической, узконаправленной литературой на птичьем московском языке (а он уже и не русский вовсе!), которая никому далее МКАД – не ин-те-рес-на. Так вот, термин «провинциальная литература», по моему глубокому убеждению, относится только к одному месту в России – к её столице.
«Региональная литература» - в географическом смысле тоже не очень правильно. Вот, например, осётр. Он есть в Оби, есть на Енисее. Можно писать вообще об осетре, можно только о енисейском, но… так, чтобы читатели, где бы они ни жили, приняли бы нашего осетра так же близко к сердцу, как своего. Вот такая региональная литература – это правильно.
- Нужны ли в наше время творческие союзы? Быть может, достаточно быть членом Литфонда (реформированного, конечно, обращённого в сторону жизненных интересов писателей)?
- Творческие союзы нужны. Но они не должны ронять своего статуса. Нельзя принимать в Союз строем сто пятьдесят человек, это не армейское подразделение. Что значит (по крайней мере раньше так было) быть принятым в Союз писателей? Это признание мастерами слова того факта, что на свет народился новый, молодой мастер. Понимаешь, не подмастерье народился, не халтурщик, не графоман, а мастер! Может такое быть сразу десятками человек? Да никогда! «Писателем» невозможно «сделать» - по знакомству или за взятку – не получится. И творческий союз в основе своей, по идее своей, союз мастеров, а не кого попало, вчера узнавших, как пишутся буквы, а сегодня примчавшихся с ультиматумом: «Примите меня срочно в Союз писателей». Такие творческие союзы действительно смысла не имеют.
- Как ты относишься к премиям?
- Смотря каким образом они получены. Если есть – хорошо. Если нет – это не значит, что человек пишет хуже или лучше. Каждый пишет по-своему. Поскольку соревнования в творчестве всегда условны, это вещь сугубо вкусовая. Иногда от моды зависит, иногда от времени, иногда от случайности. Но если человек получает не одну-две, а целую череду премий, причём явно разные люди их присуждали, то, может быть, это что-то и значит. Хотя и не факт.
- Кем ты себя считаешь больше – поэтом или прозаиком?
- Я просто пишу, а считают пусть читатели. Однажды полярника Отто Шмидта, ночевавшего на льдине с челюскинцами, кто-то спросил: «Вы когда спать ложились в спальном мешке, бороду свою куда девали – поверх мешка оставляли или прятали в мешок?» И человек перестал спать вообще, задумался – как лучше. А никак неудобно. Так и с вопросом, поэт я или прозаик. Если сильно задумываться, то и писать можно прекратить.
- Что пишешь сейчас? Какие планы? Когда выйдет новая книга?
- Пишу сейчас и прозу, и стихи. Каждый день. Новая книга выйдет 19 июля в Красноярске. Называется «Васильковое небо».
- Это твой подарок читателям… А какого подарка судьбы ты ждёшь к юбилею?
- Подарок судьбы – то, что я жив и любим, что у меня есть родные, семья, дети, друзья, читатели. Вот сколько подарков! Я очень богатый человек!
***
… Остаётся лишь позавидовать юбиляру. В заключение приведу одно из давних стихотворений Эльдара Ахадова.
Кто увидит, - дай мне руку.
Кто услышит – будь со мной.
Я иду на свет по звуку:
В мир далёкий и цветной.
Время грозно, сердце нежно.
А вдали – горит звезда.
- Ты волнуешься?
- Конечно.
- Ты отступишь?
- Никогда!
С юбиляром беседовал
Эдуард Русаков
С Эдуардом Русаковым
