Наш Бог - в аду. Не за вратами рая,
Не там, где тишь и Божья благодать.
Он с теми, кто страдает, умирая.
Он там, где нищим некому подать…
Наш Бог в аду, придуманном не Богом,
А грешными бездушными людьми.
Он знает всё и просит о немногом:
О капле милосердья и любви.
Но, не стыдясь ни Господа, ни смерти,
И день, и ночь грызутся меж собой
И мучают друг друга люди-черти,
Обиженные собственной судьбой.
А Он всё верит: кто-то отзовётся.
И в бездне неба ждут от нас вестей
Его глаза – два почерневших солнца,
Пылающих от боли за детей.
Эльдар Ахадов всегда мыслит парадоксально и нетривиально. В каком бы жанре он ни выступал. Стихотворение «Наш Бог – в аду» я бы отнёс к «космогониям». Здесь много философии. Но много и живой жизни. Предположение Эльдара неожиданно по своей сути, но – вполне логично! Если Господь отдал жизнь свою за нас с вами, то где Ему сейчас быть? Наверняка не обособленно, на Седьмом Небе. Наверняка – среди нас, разделяя наши горести. Безусловно, жизнь людей как Ад – это авторская метафора поэта. Но как часто она бывает близкой к действительности! Более того, Бог, по Ахадову, пребывает там, где людям ХУЖЕ ВСЕГО. Среди обездоленных и умирающих.
Эльдар Ахадов предлагает нам новую нравственную систему координат, где Бог, подобно Солнцу, покоится не в раю, а «в бездне неба». Но эта бездна неба зеркально отражается на Земле. В авторской мифологии Эльдара Ахадова Бога не славят и даже не критикуют. Он действует сам, он сам выбирает себе местопребывание. Что-то пошло не так с момента сотворения мира, и Господь очень этим опечален.
Эльдар Ахадов не излагает нам, подобно г-же Блаватской, свою теософскую доктрину. Это было бы не похоже на писателя, славящегося своей высокой эмоциональностью. Как и крест, добровольно выбранный Христом, так и ад, добровольно выбранный героем Ахадова, можно сказать, «возвышают» Господа. И всё это очень по-христиански: второе пришествие Бога совершилось тайно, без свидетелей. Собственно, Он никуда и не уходил. Тем, кому на земле хорошо и счастливо, Бог, в сущности, не очень-то и нужен. Поэтому он – с самыми обездоленными. Но Он, как это ни парадоксально звучит, не может изменить сущность злых людей. Бог, по Ахадову, спасётся, если злые люди, которые мучают друг друга, изменят свою сущность. Или хотя бы попытаются стать немножко другими. Ведь им и самим нехорошо от собственного поведения, от настроения, с которым они шагают по жизни. Не случайно писатель говорит о них: «Люди-черти». «Никогда не мстите подлым людям. Просто станьте счастливыми. И они этого не переживут», – предлагал великий артист Юрий Никулин.
Космогония Эльдара Ахадова завершается величественным образом страдающего Господа: «Его глаза – два почерневших Солнца, пылающих от боли за детей». Плохие родители передают свои пороки по наследству, поскольку дети берут пример со своих родителей. И Господу нужен хотя бы один человек, большой или маленький, который выбился бы из порочного круга «грязной» жизни. Где-то в небесных скрижалях уже записано, что такой человек грядёт. И Господь Эльдара Ахадова ждёт его с не меньшим нетерпением, чем ждали волхвы младенца Иисуса.
Александр Карпенко
Не там, где тишь и Божья благодать.
Он с теми, кто страдает, умирая.
Он там, где нищим некому подать…
Наш Бог в аду, придуманном не Богом,
А грешными бездушными людьми.
Он знает всё и просит о немногом:
О капле милосердья и любви.
Но, не стыдясь ни Господа, ни смерти,
И день, и ночь грызутся меж собой
И мучают друг друга люди-черти,
Обиженные собственной судьбой.
А Он всё верит: кто-то отзовётся.
И в бездне неба ждут от нас вестей
Его глаза – два почерневших солнца,
Пылающих от боли за детей.
Эльдар Ахадов всегда мыслит парадоксально и нетривиально. В каком бы жанре он ни выступал. Стихотворение «Наш Бог – в аду» я бы отнёс к «космогониям». Здесь много философии. Но много и живой жизни. Предположение Эльдара неожиданно по своей сути, но – вполне логично! Если Господь отдал жизнь свою за нас с вами, то где Ему сейчас быть? Наверняка не обособленно, на Седьмом Небе. Наверняка – среди нас, разделяя наши горести. Безусловно, жизнь людей как Ад – это авторская метафора поэта. Но как часто она бывает близкой к действительности! Более того, Бог, по Ахадову, пребывает там, где людям ХУЖЕ ВСЕГО. Среди обездоленных и умирающих.
Эльдар Ахадов предлагает нам новую нравственную систему координат, где Бог, подобно Солнцу, покоится не в раю, а «в бездне неба». Но эта бездна неба зеркально отражается на Земле. В авторской мифологии Эльдара Ахадова Бога не славят и даже не критикуют. Он действует сам, он сам выбирает себе местопребывание. Что-то пошло не так с момента сотворения мира, и Господь очень этим опечален.
Эльдар Ахадов не излагает нам, подобно г-же Блаватской, свою теософскую доктрину. Это было бы не похоже на писателя, славящегося своей высокой эмоциональностью. Как и крест, добровольно выбранный Христом, так и ад, добровольно выбранный героем Ахадова, можно сказать, «возвышают» Господа. И всё это очень по-христиански: второе пришествие Бога совершилось тайно, без свидетелей. Собственно, Он никуда и не уходил. Тем, кому на земле хорошо и счастливо, Бог, в сущности, не очень-то и нужен. Поэтому он – с самыми обездоленными. Но Он, как это ни парадоксально звучит, не может изменить сущность злых людей. Бог, по Ахадову, спасётся, если злые люди, которые мучают друг друга, изменят свою сущность. Или хотя бы попытаются стать немножко другими. Ведь им и самим нехорошо от собственного поведения, от настроения, с которым они шагают по жизни. Не случайно писатель говорит о них: «Люди-черти». «Никогда не мстите подлым людям. Просто станьте счастливыми. И они этого не переживут», – предлагал великий артист Юрий Никулин.
Космогония Эльдара Ахадова завершается величественным образом страдающего Господа: «Его глаза – два почерневших Солнца, пылающих от боли за детей». Плохие родители передают свои пороки по наследству, поскольку дети берут пример со своих родителей. И Господу нужен хотя бы один человек, большой или маленький, который выбился бы из порочного круга «грязной» жизни. Где-то в небесных скрижалях уже записано, что такой человек грядёт. И Господь Эльдара Ахадова ждёт его с не меньшим нетерпением, чем ждали волхвы младенца Иисуса.
Александр Карпенко
