Главная Контакты В избранное
Подписаться на рассылку "Миры Эльдара Ахадова. Стихи и проза"
Лента новостей: Чтение RSS
  • Читать стихи и рассказы бесплатно

    «    Май 2016    »
    ПнВтСрЧтПтСбВс
     1
    2345678
    9101112131415
    16171819202122
    23242526272829
    3031 
    Январь 2024 (1)
    Сентябрь 2023 (2)
    Июнь 2023 (3)
    Май 2023 (3)
    Апрель 2023 (1)
    Февраль 2023 (1)

    Популярное

    Новости партнеров

    Реклама

  • Оказавшись во дворце Топ Капы – «Пушечные ворота» я до самого конца осмотра музейных экспозиций не мог освободиться от ощущения, что никакой это не дворец, а скорее серия летних , пусть и весьма добротных, но павильонов.
    В чём-то эти дворцовые постройки напоминали мне дворцовый комплекс Запретного города, который я видел в Пекине года четыре назад. Конечно, стилистика архитектуры совершенно иная, но сама расстановка зданий чем-то схожа. И то же ощущение неуютности, крайней зыбкости нахождения здесь человека: сегодня ты всесильный султан, а завтра тебя схватят и или зарежут, или бросят в зиндан – тюремную яму. Всё очень зыбко, не долго, не навсегда. Шаг вправо, шаг влево – и - прощай, голова!
    Почитал историю: так оно и есть. В 1453 году, после завоевания турками Константинополя, османский султан Мехмед Завоеватель сначала поселился в построенном для него дворце в районе нынешней стамбульской площади Баязид. От этого дворца ничего не сохранилось, однако гарем старого дворца с самого начала располагался в Топкапы. Этот старый гарем ныне известен как «Изразцовый павильон». Вот именно! Как павильон! И остальные более поздние постройки здесь унаследовали дух павильона, а не дух дворца! Тап Капы так же известен под наименованием Сераль. Ну, что такое сераль? Там , где женщины. А там, где они, причем, во множестве, конкурирующие за внимание одного господина, никогда не может быть прочного мира, всегда будут интриги, всегда будет зыбь.
    «Изразцовый павильон» оказался на периферии этого нового дворца, но, тем не менее, стал считаться самой старой его частью. При этом первые 50 лет существования Топкапы сохранялась ситуация, когда султанский дворец был фактически лишь рабочей резиденцией султанов, как это было и во время существования дворца Баязид. «Изразцовый киоск» с гаремом находился за пределами дворцового комплекса Топ Капы. Только позднее Роксолана ( или Хюррем Султан) — славянская наложница, а затем жена султана Сулеймана I, добилась от него переноса гарема в султанский дворец Топ Капы, чтобы быть ближе к своему господину. Строительство гарема Топ Капы при Сулеймане Великолепном стало крупнейшей перестройкой дворца Топ Капы с момента его основания.
    Почти 400 лет дворец оставался главным дворцом Османской империи. Здесь жили и правили 25 султанов. В 1854 году султан Абдул-Меджид переехал в новую резиденцию — дворец Долмабахче. С установлением республики, дворец Топ Капы, как и другие дворцы, по приказу Мустафы Ататюрка, был объявлен музеем. Резиденцией главы турецкого государства стал дворец Долмабахче.
    Наверное, это правильно. Я тоже люблю долму больше, чем пушки… Замечу ещё, что сокровища дворца так и не дали сфотографировать, хотя и очень хотелось, но там бдительная охрана. Молодцы. А жаль…
    Нет, не напрасно я сфотографировал заранее номер этой машины. Видимо, внутреннее чутьё что-то подсказало. Подсознание. Это номер машины, за рулем которой в тот день сидел Мустафа. Это последние мгновения в моей жизни, когда я видел этот номер. Больше автомобиль Мустафы ни разу ни на секунду не появился в поле зрения моей семьи и меня тоже! Люди, если вы окажетесь в Стамбуле и увидите там автомобиль с этим номером, я вам советую не иметь ничего общего ни с автомобилем, ни с его водителем, тем более. Просто в упор его не замечайте. И вы ничего не потеряете.
    Что сделал Мустафа? Он украл два моста через Босфорский пролив! В том числе – знаменитый Золотой мост! Заодно он украл и все набережные Стамбула! Да! Именно благодаря ему ничего этого ни я, ни мои дети, ни жена в Стамбуле не увидели и не запечатлели. Как вы помните, я писал о том, что мы с ним договорились встретиться там же, где расстались – у надписи “OTOPARK”. Однако, там он не появился. Мы впустую простояли на том месте чудовищное количество времени. Я созванивался с ним двести тысяч раз подряд (можете пересчитать, если хотите!), чтобы узнать, когда же он появится. И каждый раз он уверял меня в том, что уже почти приехал, добавляя к этому слово странное слово «тамам». И каждый раз его всё равно не было.
    Впоследствии я его всё-таки увидел, у Рамазана, с виноватой улыбкой на лживых губах. Он предлагал свои услуги по доставке нас в аэропорт. Но я сделал вид, что не заметил его. Просто не вижу – и всё. Это самое доброе, что я мог для него сделать в тот момент.
    Да, Стамбул – город контрастов. Как прекрасны его весенние цветы. Они изумительны! Эти белые тюльпаны и сиреневые гиацинты навсегда останутся в моей памяти. Только в Стамбуле прямо на улице можно встретить знаменитых героев сериала «Великолепный век», увидеть на старинной бане надпись о том, что здесь купалась сама Хюррем Султан! Только здесь можно среди современного города заметить царедворца в средневековых одеждах, торгующего открытками. Да что там – царедворца! Самого султана Сулеймана I Великолепного в его роскошном наряде и кроссовках на босу ногу! О, эти контрасты Стамбула!
    А стамбульский трамвай? Разве можно спутать его голосистый перезвон с чем-нибудь ещё? Нет, конечно! А знаменитая стамбульская рыба с зеленью и луком, завернутая в хлеб? Это же просто наслаждение какое-то – есть горячую рыбу с хлебом, особенно после бесплодного ожидания Мустафы. А какие здесь замечательные кошки, ночующие в средневековой утвари! Чудесные кошки. И ласку любят. Только очень голодные. Ну, что ж… Мы поделимся. И всё-таки кусочек Босфора, хотя и без мостов, мы видели. Это было на территории дворца Топ Капы. О нём – следующая история…

    СОБОР СВЯТОЙ СОФИИ

     Опубликовано: 2-05-2016, 15:07  Комментариев: (1)
    Во времена первого посещения турецкой столицы нам не удалось побывать внутри этого здания в виду того, что вход в него был уже закрыт, а ждать следующего дня у нас не оставалось ни времени, ни возможностей. По этой причине в тот раз пришлось ограничиться лишь несколькими фотографиями на его фоне.
    Собор Святой Софии – Премудрости Божией, таково его главное, на мой взгляд, известное всему миру название. Ещё этот храм называли Святой Софией Константинопольской или Айия-Софья. Почти тысячу лет этот памятник византийского зодчества служил людям православным патриаршим собором. Потом в силу исторических событий – стал мечетью. В любом случае, какие бы религии и государственные устройства ни доминировали на этой земле, всегда и все безоговорочно признавали, что это здание не может принадлежать ни одному человеку на земле, никому – кроме Господа Бога. С 1935 года по специальному декрету главы Турции Ататюрка его стали использовать в качестве музея под официальным названием Айя-Софья. Но и сейчас, я полагаю, все прекрасно понимают, что это – Божий Храм. В любом случае. И не важно – молятся в нём теперь или нет.
    Кстати, молятся. С 2006 года в музейном комплексе выделено небольшое помещение для проведения мусульманских религиозных обрядов сотрудниками музея.
    Итак, мы вошли внутрь Храма. Сказать, что его внутренние размеры поражают своей грандиозностью, наверное, будет недостаточно. Они ошеломляют. Как ни готовься увидеть, чего ни предполагай, но стоит войти в Храм… как все вылетает из головы. Да, Храм велик и снаружи. Это несомненно. Но только войдя внутрь можно почувствовать насколько он велик. Можно ли сопоставить атомарное и бесконечное? Как бы ни был велик человек, будь он даже семьдесят семь раз византийский император, но рядом с Богом он – ничто, пыль, элементарная квантовая частица.
    Я не стану сейчас же перечислять во всех подробностях архитектурные и художественные красоты внутреннего убранства. Всё это давно и многажды описано. Поэтому расскажу лишь о своих ощущениях. Говорят, что в Храме многократно при большом стечении очевидцев происходили чудеса. Да, происходили: находясь здесь, в здании, этому веришь безоговорочно и сразу. Причем, само понятие «чудо» ничем таким особенным и не кажется. Ну, чудо – и чудо, здесь это нормально. Вроде как, иначе и быть не может. Здесь, в этой обстановке, невозможное кажется абсолютно естественным.
    Антоний Новгородец, побывавший в Храме до его разграбления крестоносцами в 1204 году, сообщает о чуде, свершившемся здесь на его глазах в присутствии сотен (а, может быть, и тысяч, Храм-то огромный) очевидцев. Причем, обращаю внимание: грабили церковную утварь все кому не лень – и приверженцы христианства, крестоносцы, и приверженцы ислама, это не суть важно кто, Храм всё равно оставался Храмом для всех – и до, и после разграбления. Какие бы бандиты с большой дороги не захватывали Храм, никому не удавалось превратить его во что-то иное: ни в конюшню, ни в склад, ни в бордель… Он всё равно оставался самим собой.
    Итак, какое же чудо не с чьих-то слов, а лично наблюдал Антоний Новгородец? При этом он указывает дату 21 мая 1200 года (им протокольно перечислены год, число, месяц, день недели и церковный праздник) и по именам – каждого из свидетелей-бояр посольства великого князя Романа Мстиславского, находившихся в Храме в этот момент. Чудо заключалось в следующем: В алтаре перед началом литургии три подвешенные к потолку золотые люстры внезапно вознеслись вверх («Духом Святым», по мнению видевших это), а затем медленно опустились на прежний уровень, причём горящее в них масло не угасло и не расплескалось.
    Константинопольский паломник 1200 года Антоний Новгородец, написавший книгу «Паломник» – это в последствии новгородский архиепископ Антоний, умерший 8 октября 1232 года. По отцу в миру его звали Добрыня Ядрейкович. Русская православная церковь почитает его в лике святителей.
    У Храма есть специальное возвышенное место, сооруженное для византийских императоров, наверное, для того, чтобы им было удобно и безопасно наблюдать за происходящим в Храме. Туда я, как и все, поднимался по специальному, выложенному камнем, уклону. Заметьте: не по лестнице каменной, а по каменному уклону. Древние камни, которыми выложена эта дорога наверх, имеют разную величину и разное происхождение. Общее у них одно: из-за постоянного (вероятно тысячелетнего) прохождения по ним человеческих ног они отполированы почти идеально. Уклон – довольно ощутимый и протяженный, со многими широкими винтовыми поворотами. Подниматься по нему можно, а вот спускаться – очень опасно.
    По нему только поднимаются. А спускаются – по другому внутреннему сооружению, предназначенному именно для спуска, потому что на всех камнях его мостовой сделаны бесчисленные насечки, как это делается на подошве специальной безопасной обуви. И насечкам этим по моим прикидкам тоже много веков. Во всём этом мне видится некая философия: путь наверх труден, но сворачивать с него, начав подъём, гораздо опаснее. Причем, чем выше ты поднимаешься, тем опаснее отступать и пытаться спуститься там, где всё устроено для подъёма. Путь вниз тоже требует внимательности, но если он предназначен именно для этого, то на нём непременно будут насечки, сделанные чьими-то добрыми руками, и помогающие спускаться.
    Теперь по поводу сохранившихся настенных и потолочных изображений. Приверженцы ислама, захватившие Храм, не уничтожили, а своими действиями спасли их, на многие столетия укрыв эти изображения слоем безликой штукатурки. Кто знает, что бы от них сохранилось, не будь они под штукатуркой? Наверное, гораздо меньше, чем сохранилось сейчас…

    Тот крик души, которым я кричу,
    Весь обратился в тонкую свечу,
    Горящую во тьме под куполами...
    Не дайте в Храме погасить свечу.
    Услышьте то, о чём я вам кричу,
    Войдите в Храм. И оставайтесь в Храме.
    В Голубой мечети мы были при первом же своем посещении Стамбула десять лет назад, поэтому в этот раз не стали заходить внутрь. Мечеть эта – действующая, живая, не музей. Хотя большинство туристов посещают её, конечно, именно в познавательном отношении. Женщины в мечеть обязаны заходить с покрытой головой. Для этого организована целая служба, бесплатно раздающая то, чем можно покрывать головы женщин...
    Почему эта мечеть называется Голубой? Интересный вопрос, которым задаются, наверное, все, кто впервые видит её, потому что снаружи она никакая не голубая, а серая. По официальной версии дело в том, что внутренние стены мечети покрыты огромным количеством изразцов, выполненных в бело-голубой гамме. Во внутреннем убранстве Голубой мечети использованы свыше 20 тысяч изящнейших керамических изделий, каждое из которых фактически является произведением искусства. Над их созданием трудились лучшие мастера 17 века – из турецкого города Изника.
    Когда я был внутри Голубой мечети, то заметил что свет в неё попадает из огромного количества окон. Позднее я прочитал, что их – порядка двухсот шестидесяти. Первоначально стёкла, использованные для окон, были привезены из Венеции, но позднее их заменили другими. И свет, исходящий из всех этих окон имеет слабый, но отчётливый голубоватый оттенок. Возможно, и изразцы влияют на это, но главное, что этим голубоватым светом действительно наполнено всё внутреннее пространство здания.
    Голубая мечеть – один из символов Стамбула, воздвигнута в начале 17-го века по велению султана Ахмета I, не выигравшего ни одной войны, но оставившего после себя духовную память, и тем бесспорно заслуживающего уважения.
    Я понимаю, что мои воспоминания достаточно фрагментарны. Скользнёт солнечный лучик памяти по мозаике прошлого, хранящейся где-то в душе, и засветятся отдельные фрагменты былого, окрашенные печалью невозвратности и радостью того, что это всё-таки было… Помню стелющиеся белесые вечерние и утренние туманы над равниной скрытого за ними моря. Ак-Дениз – «белое море» называют в Турции то, что мы привыкли величать Средиземным. Был конец августа, и морская вода, прогретая за лето, казалась теплее воздуха. Над пляжем, вытянувшимся от горизонта до горизонта, словно сказочные птицы, парили дельтапланеристы и висели гигантские воздушные шары.
    Помню жаркую и долгую дорогу в Памуккале мимо опалённых зноем безжизненных гор и холмов, покрытых редкой растительностью. Памуккале́ в переводе с турецкого - «хлопковый замок» — природный объект в провинции на юго-западе Турции. В него входят 17 геотермальных источников с температурой воды от 35 до 100 °C и водоемы-террасы, образовавшиеся из травертина - известняка. Вода, стекающая со склонов горы, образует систему причудливых водоёмов с известняковыми стенами. Ослепительно белые террасы возникли на склоне горы в результате отложения солей из насыщенных кальцием источников. Эти места используются как курортные с античных времен . Многие туристы, несмотря на запрет, погружаются в травертины, глубина которых не превышает одного метра. Для купания открыт бассейн Клеопатры расположенный неподалёку от развалин античного города Иераполис. Мы там едва не потеряли дорогу, поскольку пыльных тропинок, натоптанных экскурсионными группами, было весьма и весьма много. А среди безжизненной каменистой местности все они были схожи между собой, хотя и вели… в разные стороны.
    Мы купались посреди Средиземного моря недалеко от острова Кекова! Ели голубых крабов, выловленных здесь же, и сквозь специальные иллюминаторы в полу корабля любовались древними руинами сказочного города на дне моря. Кекова - это остров у берегов Турции . Площадь его составляет 4,5 км², постоянного населения на острове с середины XIX века нет. Административно остров входит в одноимённый округ площадью в 260 км². Кроме самого острова округ включает в себя сёла Калекёй (в прошлом — античная Симена) и Учаыз (в прошлом — античная Теймусса). Кроме руин Симены и Теймуссы, на территории округа Кекова расположены руины античных городов Аперлаи и Долихисте. На северной стороне острова находятся руины разрушенного землетрясением во II веке н. э. античного города Долихисте, частично ушедшие под воду. Впоследствии остров принадлежал Византии, подвергался нападениям арабов. В XIII веке он был завоёван турками. После Первой мировой войны остров Кекова длительное время являлся спорной территорией между Италией и Турцией. По Конвенции 1932 года остров отошёл к Турции.
    Помню поездку в Демре. Город Демре до 2005 года назывался Кале. Люди жили в этих местах с древнейших времён. Город входил в состав разных государств и , в конце концов, попал в состав Османской империи. Античный город Мира был расположен в 5 км от берега Средиземного на реке Андрак, у устья которой была гавань Андриаке, согласно преданию в этой гавани пристал к берегу апостол Павел перед своим отправлением в Рим. Территориально город расположен был рядом с современным Демре. От города сохранились развалины великолепного греко-римского театра и высеченные в скалах гробницы. Уникальность и своеобразие гробниц можно объяснить тем, что у народов Ликии, которые жили здесь, существовал обычай хоронить мёртвых на возвышенных местах, так как предполагалось, что это поможет им попасть на небо. В 300 году н. э. Николай из Патары, известный в православной традиции как Николай Чудотворец, пройдя обучение в Ксанфе, стал епископом Миры и проповедовал там вплоть до своей смерти в 343 г. Там же он был и погребен. Его захоронили в мраморном саркофаге в построенной сразу после его смерти церкви Святого Николая. По церковному преданию вскоре после смерти Николая Угодника, произошло несколько чудесных исцелений среди верующих, приходивших поклониться его мощам, и Мира стала местом паломничества. В западном мире святой Николай стал восприниматься как заступник детей, которым он приносит подарки в Рождественскую ночь… В мае 1087 года итальянским купцам удалось завладеть мощами святого и перевезти их в Бари, где его объявили святым покровителем города. Мощи святого в настоящее время хранятся в Италии (г. Бари и г. Венеция). Согласно легенде, когда итальянские монахи открыли саркофаг, от мощей Святого распространился пряный запах мирры. В Демре нам рассказали ещё одну легенду - о том, что иногда на туристических фотографиях, сделанных в церкви Святого Николая возле его могилы можно заметить светящийся призрак старика. Говорят, что дух Святого Николая где-то рядом…
    ДОРОГА В ДЕМРЕ
    Течёт вдоль обрыва дорога,
    Теснятся над морем леса.
    Глазами осеннего Бога
    На горы глядят небеса.
    А солнце садится на плечи
    И дышит в лицо, и печёт…
    О чём загрустил, человече?
    Куда твоё время течёт?
    Не к странникам города Бари,
    Не к древнему храму в Демре,
    А к слову об истинном даре –
    Радеть о любви и добре.
    Кто мало успеет, кто много,
    Но вечны заветы Творца.
    Течёт вдоль обрыва дорога,
    Которой не будет конца…
    В Турции были если не все, то очень многие из россиян. Мы тоже не в первый раз находились здесь. Первое знакомство с этой страной было весьма романтичным. Мы плыли тогда на двухмачтовом бриге по Эгейскому морю, наблюдая за тем, как дельфины выпрыгивают из воды, то ли охотясь за рыбой, то ли просто – из баловства. А, может, и то, и другое… Наш корабль заходил в бухты с прозрачной водой, где видно каждый камешек на дне. Нам жарили рыбу, пойманную тут же, у нас на глазах. Можно было достать со дна (только очень осторожно!) морского ежа. Можно было найти в прибрежной гальке осколок какой-нибудь античной (так нам представлялось!) амфоры и взять его с собой на память.
    Невероятно красивое морское путешествие. Команда состояла из итальянцев. Вечерами за бокалом вина на открытой палубе мы слушали итальянские песни и любовались изумрудно-прозрачными волнами Эгейского моря. Мы проплывали мимо греческого острова Кос с его крутыми каменистыми склонами, пропитанными беспощадно сияющим южным солнцем. Мы высаживались на необитаемом полуострове с развалинами каменного амфитеатра и одинокими античными колоннами посреди луга с валунами, заросшего кустарником и травой. Когда-то, тысячи лет назад, там жили люди, там - кипела жизнь.
    Рядом со мной были обе мои младшие сестры - Шафа и Наиля - весёлые, добрые, озорные, как дети. Это было счастье, меру которого мы тогда ещё не могли оценить сполна. А ещё – рядом со мной рядом были жена и младшая дочь - Лана: тогда – совсем ещё малышка.
    Мы бродили по древним улочкам Галикарнаса, родины «отца всемирной истории» - Геродота, Теперь город зовётся Бодрумом, но выход из гавани по-прежнему сторожат стены средневековой крепости Галикарнас. Мы наблюдали за факирами, танцорами и канатоходцами – совсем как в седую старину. За столиком в уличном кафе мы беседовали с настоящими бароном и баронессой, владельцами замка в Швейцарии и корабля в Бодруме. Потом мы погостили и на их корабле.
    Ещё мы побывали в легендарном городе, в котором проповедовал апостол Павел, стояли в помещении, где когда-то находилась церковь первых христиан, вверху возле потолка можно было разглядеть знак креста, оставленный кем-то из первых прихожан в те незапамятные времена. Мы с сестрами прошли по античной мраморной дороге Эфеса, города, который стал музеем под открытым небом. Я стоял у того места, где когда-то был похоронен Иоанн Богослов, там, где в ещё недавние времена молился римский папа Иоанн Павел II.
    По преданию, после смерти Христа в середине I в н.э. Иоанн вернулся в Эфес, проповедуя новую веру. Дева Мария поселилась неподалеку на Соловьиной горе. Я был на Соловьиной горе и пил воду из родника, из которого когда-то брала воду Дева Мария. Апостол Иоанн стал автором одного из текстов Евангелия и Откровения (Апокалипсиса). Около 100 года он умер в Эфесе естественной смертью, единственный их всех учеников Христа. Существует предание, что Иоанну явился Христос с вестью о том, что забирает его к себе. Новость поразила Иоанна, но попросил своих учеников похоронить его еще до наступления смерти, накрыв покровом лицо. Апостола Иоанна похоронили на холме Аясулук в могиле в форме креста. Легенда гласит, что он не умер, а уснул, и над его могилой, как от дыхания, пыль то поднималась, то опускалась. Когда через некоторое время могилу святого Иоанна открыли, тела в ней не оказалось. В IV в н.э. над могилой Иоанна возвели мартирий (мартирион) – мемориальное здание над могилой христианского мученика или святого. Мартирий над могилой святого Иоанна Богослова считается одним из наиболее ранних сооружений подобного типа…
    Иногда старый потомственный английский моряк, Брайн Томлинсон, хозяин брига, супруг моей сестры, заменял итальянца капитана Джузеппе и сам становился за штурвал. Довелось однажды побывать за штурвалом корабля и мне. Непередаваемое ощущение. Огромный двадцатичетырехметровый корабль кротко подчиняется каждому движению рук, то поворачиваясь среди моря бортом, то снова двигаясь вперёд…
    И в этот день мы тоже были там,
    На яхте с птицей утреннею схожей,
    Где волны льнут к просмоленным бортам
    Прохладной и морщинистою кожей.
    Стихал закат. Тянулись корабли.
    И дальний порт темнел многоголосо.
    В последний раз о море и любви
    Нам пели итальянские матросы…

    МУСТАФА

     Опубликовано: 2-05-2016, 14:12  Комментариев: (0)
    Мы медленно кружили по махале (району), объезжая квартал за кварталом. Я понял, что водитель хочет мне помочь узнать тот отель, который я потерял. Но я абсолютно не помнил, как он выглядит. Как выглядит Мамут, я тоже сомневался. Получалось, что я занимаюсь безнадежным делом: пытаюсь найти то, чего не помню.
    Но меня помнил Мамут. На одной из улиц какой-то, как мне показалось, неряшливо одетый бродяга вдруг помахал нам рукой. Водитель остановил машину. Помахавшим оказался Мамут, который узнал меня. Он заметил, что клиент отеля, вышедший из него пешком (черт знает - как давно!) в соседний магазин, вдруг проезжает с каким-то дядькой мимо своего отеля непонятно куда. И – решил на всякий случай поприветствовать меня.
    Нет, он не искал меня и не ждал. Он хотел смениться после ночного дежурства, а Рамазана всё ещё не было. Вот он и вышел на улицу, чтобы скоротать время. На моё счастье. Водитель действительно не взял с меня ни одного доллара, ни одной лиры и, даже ни одного куруша (местный аналог копейки). Он был очень доволен, что всё, наконец, закончилось. А уж как был доволен я, нечего и говорить!
    Мои, конечно, давно уже не спали. Поднимаясь по лестнице, я встретил спускающегося старшего сына Рому. На мой вопрос «куда ты собрался», он беззаботно ответил мне, что идёт прогуляться к морю, поскольку ему сказали, что это совсем рядом – рукой подать. Я сразу понял - кто ему это сказал (кроме Мамута – некому) и попросил никуда не ходить, не отрываться от коллектива. Но он меня не послушался и ушёл, беспечно разглядывая окрестности. Я только вздохнул: он – взрослый человек. Мне остается только молиться за него и ждать с тревогой в сердце его возвращения.
    Приехал Рамазан. Кстати, он прекрасно говорит по-английски. Мы обсудили с ним карту центральной части Стамбула: что посетить, что посмотреть. Я выразил желание дополнительно к пешей прогулке по историческому центру города проехаться по набережной и запечатлеть на фотографиях знаменитые стамбульские висячие мосты через Босфор. Рамазан предложил мне автомобиль и водителя на моё усмотрение. Возле отеля уже стояла машина. Я спросил водителя, как его зовут. Он улыбнулся и ответил: «Мустафа». Я обернулся к Рамазану и сказал, что мы поедем с Мустафой. Но ведь можно было выбрать и другого кого-нибудь!
    Увы, я не стал ждать других предложений. Мы дождались Романа и поехали к центру города… До сих пор не могу понять: зачем я согласился на этого Мустафу? Лучше бы я передумал. Если бы знал, конечно, чем это кончится. А начиналось всё так замечательно. Мы прекрасно общались на все темы подряд. Мустафа сообщил, например, что у него дома есть флаг Турции величиной в 24 квадратных метра. Так он родину любит. Потом он рассказал о том, что название района, где мы остановились на ночь, - Яшил гёй . В переводе означает: зелёное озеро. Теперь, после утренних блужданий, я очень активно интересовался названиями районов и улиц. Отель находился на улице «Дорд гардашлар», что с легкостью переводится одинаково как с турецкого, так и с азербайджанского языков – «четыре брата».
    Мустафа включил радио, чтобы продемонстрировать нам, иностранным гостям, как прекрасна турецкая народная музыка. Он очень старался. Даже сам подпевал. В общем, мы доехали до центра Стамбула без приключений. Вышли из автомобиля в месте, именуемом «Отапарк», условившись встретиться здесь же ровно в час дня по местному времени, чтобы отправиться к стамбульским мостам. Мустафа помахал нам рукой, сказал загадочное слово «Тамам» и уехал куда-то. А мы отправились вверх по улочке, ведущей к всемирно известной Голубой мечети.
    С момента нашего вылета из аэропорта Эсейса земной шар сделал почти полный оборот вокруг своей оси. Мы пролетели над ночной пустыней Атлантического океана, встретили утреннюю зарю возле берегов Африки, пересекли саванну и бесконечную пустыню Сахару, промелькнули между островами Сицилия и Мальта, прошлись над Средиземным морем, достигли берегов Греции, пролетели над ней и начали снижаться. Наконец, под нами проплыло Мраморное море, а впереди засветилась огнями взлётно-посадочная полоса турецкого аэропорта Ататюрк. В аэропорту нас ждали. Через некоторое время небольшой микроавтобус довез нас до отеля. Встречал нас немолодой турок по имени Мамут. Он сообщил, что Рамазан появится утром. Мы заняли весь третий этаж, поскольку на этом этаже был только один номер. Наш.
    После утомительного перелета все быстро угомонились и уснули. Поздним вечером, перед самым сном я попросил Мамута объяснить мне, где находится ближайший магазин, чтобы утром купить традиционные для восточного завтрака продукты: хлеб, сыр, масло и чай. Он ответил, что совсем рядом, за поворотом, находится супермаркет, и – показал рукой направление. Утром я проснулся раньше всех и направился, как я считал, в указанном мне вечером направлении. Повернул за угол. Затем сделал примерно 100 шагов, увидел, что магазин ещё закрыт, оглянулся и решил вернуться. Но обратной дороги не было. К своему ужасу я вдруг понял, что не запомнил ни названия отеля, ни названия улицы, где этот отель находился, ни каких-то особых примет здания, ибо десятки зданий во все стороны от меня выглядели, как мне казалось, точно так же, как то, из которого я бодро вышел полчаса назад.
    Я кружил по улицам, стучался в одни двери, звонил в другие. Заспанные (было ведь раннее утро!) люди недобрыми голосами отвечали, что я ошибся, или что это – не отель, или сразу молча указывали мне на дверь, как назойливому бродяге. Никаких документов со мной не было, денег – только на утренний завтрак, сотовый телефон я забыл в номере отеля. Стамбул – огромный мегаполис. Здесь живет полтора десятка миллионов людей. Положение с каждой минутой становилось всё отчаяннее. Мне почему-то вспомнился фильм «Бриллиантовая рука», где герой Андрея Миронова, как безумный, кружил по «Стамбулу – городу контрастов», отчаянно пытаясь выбраться из бесконечных улочек и тупичков. По иронии ситуации замечу, что тот фильм снимался в Баку, где я родился и где знал каждую улочку с закрытыми глазами… А вот Стамбул, увы, мне пока настолько не знаком.
    Наконец, я заметил, что нахожусь возле какого-то невзрачного сарайчика. В нем сидело несколько человек, которые с любопытством наблюдали за мной и пили чай. Я вошел и, как мог, объяснил свое положение: адреса отеля я не помню, улицу не знаю, сотового телефона у меня нет, как выглядит отель снаружи – понятия не имею: вечером хотелось спать, не запомнил, а утром не запомнил потому, что был спросонья. Знаю только, что сторожа зовут Мамут, но, скорее всего, в Турции Мамутов – каждый второй. Хозяина отеля зовут Рамазан. Но и это имя никому ни о чем не сказало: вероятно в Турции Рамазанов не меньше, чем Мамутов.
    Как я понял, сарайчик имел специфическое назначение. Меня, конечно, выручило знание азербайджанского языка, по-английски эти люди, мягко говоря, мало что понимали. У турецкого с азербайджанским много общего, но далеко не всё. Если в Чехии или в Польше заговорить по-русски, то, вероятно, тоже многое будет понятным, но многое станет ещё более запутанным, поскольку у одних и тех же слов могут быть совершенно разные значения вплоть до оскорбительных или, как минимум, невразумительных.
    Один из попивающих чай встал, вышел из сарайчика и начал настоятельно приглашать меня в свой автомобиль. Я молчал, ибо не знал, что ответить. Он показал мне знаками и добавил словами, что делает это для меня совершенно бесплатно и что ничего страшного не будет. Выбора у меня не было. И я сел в машину, доверившись судьбе...