Здесь, на Крайнем Севере, сейчас, в конце декабря, светового дня фактически нет. Только краткие морозные сумерки в снежной мгле. Буквально два-три часа между полной ночной темнотой. Поэтому и мои сегодняшние фотографии получились сумеречными, в основном чёрно-белыми, некоторые пришлось даже специально высветлять…
Есть такое место в наших суровых краях, которое называется Русская Речка. Течёт она посреди голой тундры и лиственничного редколесья по древней ненецкой земле, исстари именуемой Тасу-Ява. Скромная, тихая, не шибко широкая, не особо быстрая - самая обычная. Похожая на десятки тысяч других речек в России. Глядя на неё со стороны, можно и не догадаться о том, что глубоко в недрах под её речной долиной хранятся ценнейшие залежи нефти и газа. Но результаты бурения поисковых и разведочных скважин, появившихся здесь некоторое время назад, говорят об этом однозначно. Отчитались геологоразведчики о проделанной работе и ушли. Чтобы добывать нефть, нужны серьёзные капиталовложения в проекты и в строительство, нужно время на то, чтобы всё продумать и запланировать, нужны коммуникации, электричество, дороги, трубопроводы, поселки для буровиков и добытчиков нефти и газа. нужны сотни новых, не единичных разведочных, а эксплуатационных скважин... Всё это мгновенно на пустом месте из ничего возникнуть не может. И потому пока что здесь, на Русской Речке, тихо. Однако, за разведочными скважинами, которые уже пробурены и временно закрыты, в любом случае необходим зоркий хозяйский глаз: убедиться в том, что нигде ничего не вытекает и не улетучивается, проверить запорную арматуру, вентили, установить таблички, или, к примеру, поменять, где надо, манометры…
Вот мы и полетели на Русскую Речку, ведомые нашей инженерно-технологической службой.

«Тук-тук!» - постучалось сердце. «Открыто!» - отозвался ветер в голове и влюбился без памяти. Пришло время, прошло и вышло. «Тук-тук!» - постучалось сердце. «Кто ты?» - удивилась память. «Кто ты?» - отозвалось эхо. И исчезло всё. Кроме любви…

Однажды в голову пришла мысль. Голова возмутилась и выгнала её. И мысль вылетела из головы во все стороны. А голова раскрыла глаза от удивления: потому что во все стороны от неё разбегалось небо со всеми звёздами, планетами, галактиками, кометами и звёздной пылью. И над землёй, и под землёй, там, позади всех её недр, - всюду одновременно происходило извержение неба! "Неужели я вулкан?!" - воскликнула голова. Но она так и не узнала правды, потому что мысль больше не вернулась.

Она войдёт сейчас
И смехом дом наполнит.
Она не помнит вас,
И кто вы ей - не вспомнит.
Вы стали ей никем,
Хоть верьте, хоть не верьте:
Как маска из Микен,
Как жизни – пляска смерти,
О, как же вы милы
Бравируя притворством:
С упорством «бисмиллы»
Прикидываясь чёрствым!..
Уймите вашу спесь
В смешливом эхе комнат.
Вы встретитесь. Не здесь.
Но вас и там не вспомнят.
Всё сгинуло давно -
И в сердце и в пространстве…
На улице темно,
Как в раннем христианстве.

Высокий, сухощавый, астенического телосложения Иван Угнивенко отличался завидным аппетитом, да, как говорится, “не в коня корм”. Володя Петровский, его ровесник, такой же вахтовик – маркшейдер, как и Ваня, когда-то в ранней юности занимался боксом, выглядел с той поры крепко сбитым парнем, почти качком. Почти, но не совсем: этому мешало чересчур интеллигентное лицо в очках, явно намекающих на университетское образование.
Уже дней пять, как жили они у подрядчиков, к которым отправились на приёмку изыскательских работ по проектируемой трассе газопровода. Местами изыскания эти проводились там, где никаких дорог и подъездов к будущему строительству не было, поэтому добраться туда можно было только на вездеходной технике или снегоходах. Кроме того, часть местности – возле речек - была сильно залесена. Без бензопилы там не обойтись. А дальше – опять продуваемые долгие пространства голой заснеженной тундры. Стремительно завершалось сумеречное время полярной ночи, когда Иван, чтобы сэкономить оставшийся до кромешной темноты час, предложил Володе проехать вдвоём на одном “Буране” ещё километров с десять непроверенного участка трассы пока ребята-подрядчики на другом снегоходе доедут до мест установки геодезических инструментов, чтобы собрать их и увезти к месту ночлега. Выбранный для проверки участок находился на открытой тундровой местности. До того они ездили на двух “Буранах” – вместе с геодезистами подрядной организации. В безлюдных местах да ещё зимой вообще-то ездить на одном транспорте небезопасно. В случае чего выручать неудачливых ездоков – всегда легче, когда рядом есть ещё какая-нибудь машина. Парни об этом знали, но надеялись: если ничего до сих пор не произошло, то и теперь за полчаса, ну, от силы час, тем более ничего непредвиденного не случится.
Какой русский не любит быстрой езды, особенно, если его зовут Иваном! Тундра казалась ровным снежным полотном, по которому хоть боком катись. Обманчиваемое впечатление. Места открытые, ветром насквозь продуваемые… И снег здесь в действительности особо-то не задерживается, если ему не за что зацепится, скользит по насту дальше пока не уткнется в кочку. Вот возле них и образуются снежные заносы. Парни не ожидали, что быстрая езда превратится в жёсткое подпрыгивание на этих самых заносах. На одной из кочек снегоход на бешеной скорости ударился о чуть прикрытую снегом кочку, перевернулся и рухнул в сугроб. Обошлось без травм, но у двигателя от удара срезало болты, на которых он крепился. Сотовая связь в здешних местах отсутствовала. Ни о случившемся, ни о своем местонахождении сообщить было невозможно. Дул сильный ветер со снегом, крепчал к ночи мороз.
Петровский придумал стащить с “Бурана” крышку и воткнуть её в снег, чтобы прикрыться от ветра. Так и сделали. Оставалось надеяться на то, что рано или поздно кто-то из подрядчиков догадается их искать. Намётанным маркшейдерским глазом Ваня заметил, что окружающий рельеф идёт на понижение. “Наверное, где-то рядом озеро” – подумал он и сообщил об этом притулившемуся за крышкой товарищу. Володя согласно кивнул головой и продолжил слушать музыку через наушники бесполезного сотового телефона.
Музыка незаметно убаюкивала, унося воображение в совершенно иной мир. Били барабаны, звучал голос гитары, пели скрипки, звенели колокольчики… Они звенели так явственно, что Петровский невольно на мгновение разомкнул сонные глаза. Рядом мирно посапывал Иван. Но колокольчики всё равно не стихли. И вдруг Володя заметил краем глаза, что к ним из снежной мглы приближается оленья упряжка. На шее каждого оленя болтался и звенел колокольчик. А позади, в нартах виднелась фигура сидящего человека в оленьих шкурах с хореем в руках. Хорей – это длинная-предлинная палка, с помощью которой ненцы управляют оленьими упряжками.
Через несколько мгновений расстояние от крышки “Бурана”до упряжки сократилось до нескольких шагов. А затем оно снова стало увеличиваться. Их не заметили! Или не обратили на них внимания. Ошеломленные Ваня и Володя переглянулись и принялись рассуждать: а не пригрезилось ли им это всё?
Однако, прошло не более десяти минут, как звон бубенчиков повторился. Парни уставились во мглу. И вскоре из неё снова вынырнула оленья упряжка. Но уже совсем другая! В этот раз она остановилась. С нарт соскочил немолодой ненец в тёплом совике ( зимняя одежда северных народов) и поздоровался с парнями. Оказалось, что в тот час в этих местах упряжек находилось много: целое стойбище перекочёвывало – каслало, совершая аргиш, как говорят местные.
Человек из первых нарт всё видел, но он знал, что буквально следом едут другие. И потому не стал останавливаться. Впрочем, и подрядчики оказались догадливыми. Через пару часов всё было позади. А Иван с Володей грелись в вагончике, пили горячий чай вприкуску с “долгоиграющей” карамелью и рассказывали о сказочных оленьих упряжках.

Мы – враги. Иного не дано.
Гложет горло взбешенное слово.
На душе от ярости темно.
Худо мне. Но и врагу хреново.
И не важно: прав он, виноват…
Выбор очевиден и несложен.
Враг – не друг, тем более - не брат,
Должен быть и будет уничтожен!..
_____________________________
Жизнь, увы, в учении строга,
Слишком поздно с глаз снимая шоры
Гибнущим в отсутствии врага
От коварной дружелюбной своры.

Многие задавались вопросом: почему невеста из древней азербайджанской песни – жёлтая? Не буду перечислять всех версий, но основной по-прежнему считается та, которая подразумевает, что в песне речь идет о светловолосой девушке. Так ли это?
Предлагаю еще одну версию. В средние века применительно к людям цвет в азербайджанском языке использовался много раз: чёрный – в наименовании государства Гарагоюнлу, белый – Аггоюнлу, красный – кызылбаши. Гарагоюнлу владели овцами черного цвета, аггоюнлу – белого, кызылбаши носили головные уборы с красным верхом в память о двенадцати имамах. А как насчет жёлтого цвета?
Около 400 лет назад выходцы из дагестанского селения Цахур, расположенного в одном из ущелий у Самурчая, перейдя на западные склоны Кавказского хребта, основали село Сарыбаш на территории современного Азербайджана - в Гахском районе! Как могли звать незамужнюю девушку из такого селения местные азербайджанцы? Сары-гялин. Село основали мусульмане цахуры, потомки жителей древней Кавказской Албании. Со временем они ассимилировались и на сегодняшний день считают себя азербайджанцами. Как могла родиться песня о сары гялин? Вскоре местное грузинское христианское население собрав огромное войско направилось на сарыбашцев, которые, узнав о предстоящем нападении, построили, в полутора верстах ниже селения, завал. Следы этого завала видны и теперь. Такое укрепление оказалось для грузинского войска неприступным, однако, несмотря на это, битва продолжалась несколько дней. Наконец, осаждающие, видя невозможность овладеть завалом, разделились на два отряда: один продолжал атаковать завал, а другой пошёл в обход. Пройдя по ущелью Ах-Чай-дара ( вспомните в песне упоминание об ущелье - Bu dərənin uzunu Çoban qaytar quzunu ) , этот отряд поднялся на господствующую над Сарыбашем возвышенность и, спустившись оттуда, войско атаковало селение, в котором находились только немощные старики, женщины, девушки и дети. Старики в это время были в мечети и совершали молитву. Разъяренное воинство ворвалось в мечеть и истребило всех, находившихся в ней. Затем они умертвили всех женщин и детей, разрушили некоторые здания и ушли. Мечеть, где были убиты жители селения Сарыбаш, с тех пор называется мечетью мучеников – шахидов… Возможно именно там погибла сары гялин и родилась бессмертная народная песня о немеркнущей, но невозможной любви.

Особенности азербайджанской поэтической речи не терпят грубого буквального перевода. В ней всё построено на интонациях и оттенках сказанного, на сакральном смысле произнесённого. Именно это более всего привлекает слушателей.
Если обратиться к тексту песни «Сары гялин» и попытаться собрать в нем информативную часть, то мы можем обратить внимание на то, что текст этот состоит из двух катренов классической восточной поэтической формы - рубаи. Той формы стиха, которой прекрасно владели не только тюркские поэты, но и персидские. Судя по смысловому содержанию, стилистике, ритмике и поэтической отточенности, этот текст принадлежит двум разным авторам. Первые четыре строчки – одному, вторые четыре – совершенно другому.

Saçın ucun hörməzlər
Gülü sulu dərməzlər
Bu sevda nə sevdadır
Səni mənə verməzlər

Bu dərənin uzunu
Çoban qaytar quzunu
Gün ola mən bir görəydim
Nazlı yarımın üzünü

Приблизительный перевод:
Не принято заплетать концы волос.
Не принято срывать цветы, покрытые росой.
Что это будет за любовь
Если тебя не выдадут замуж за меня?
Пастух, верни мне ягнёнка из этой пропасти,
Чтобы случился такой день, когда я
Ещё раз мог бы увидеть лицо той,
Которая стала сладкой раной моего сердца.

Девушка Фарах была так прекрасна, что все удивлялись: почему она до сих не замужем. О, этому были причины! Во-первых, её красота многим скромным, но достойным юношам казалась столь ослепительной, что они просто не решались к ней подойти и познакомиться. Во-вторых, наглых, развязных и недостойных она так умела поставить на место, что у тех не оставалось никаких шансов продолжить знакомство. У великолепной Фарах была чудесная подруга – Инара, с глазами газели, трепетная, как лань. Тоже не замужем.

В одной столице Франции жила-была моя дорогая лошадь. Нет-нет, она была совсем не моя и абсолютно не дорогая и даже не продажная, просто у неё было такое имя – «Моя Дорогая», по-французски «МашЕри». Лошадь любила скачки и ходила смотреть на бега. Моя дорогая никогда в них не участвовала. Она любила смотреть, как скачут другие. Но, однажды, несмотря на очки и раннюю близорукость, она заметила, что эти самые другие лошади скачут по какому-то длинному изогнутому кругу, то есть через некоторое определённое время перед ней, сидящей на трибуне, постоянно мелькают одни и те же особы. «Странно», - подумала лошадь, - «зачем так скакать, если всё равно никуда доскакать невозможно?» Она томно вздохнула, посмотрела в зеркальце, поправила шляпку и полетела восвояси.
Да, Машери умела летать! У неё были крылья: легкие, прозрачные, как у стрекозы, только чуть-чуть розовые. Шляпку она завязывала на шее двумя крепкими розоватыми ленточками – от ветра, как завязывают паруса…
В это время один очень толстый, но ужасно голодный маленький мальчик собирался в школу, завтракал бутербродом и считал ворон за окном своей кухни. Вдруг окно растворилось. МашЕри зажужжала крыльями, ворвалась в растворённое окно и исчезла в комнатах. Маленький прожорливый мальчик аккуратно закрыл врата в небо и побежал ловить свежую лошадь.
Как странно всё в этом мире, как непонятно и бессмысленно хорошо! Лошадь ржала от удовольствия. Мальчик кричал и бегал за ней с огромным сачком по всем комнатам. И все были – СЧАСТЛИВЫ.